Библиотека

Последний бой

«ЛАПЛАНДСКИЙ ВАЛ»

На завершающем этапе Великой Отечественной войны по освобождению территории нашей Родины от немецких захватчиков войска Карельского фронта с 7 по 29 октября 1944 года провели наступательную операцию по штурму «лапландского вала» на Кольском полуострове.

В этих боевых действиях принимала участие и саперная рота старшего лейтенанта Левшина из 52-го отделения саперного батальона 45-й стрелковой дивизии.

Название оборонительному сооружению дали немцы, приняв во внимание его расположение на местности. Лапландия - это огромная территория северной части Скандинавского и западной части Кольского полуострова. В наших войсках эту оборону называли «гранитным валом» - за большое количество труднодоступных скал и горных вершин.

Местность в зоне создания обороны - гористая, с высотами в 200-500 метров над уровнем Баренцева моря. Высоты покрыты мхом и кустами кривой березы, на отдельных из них имеются скалистые обрывы и утесы. На весь район всего три дороги, по которым возможно передвижение войск от незамерзающего порта Лиинахамари до поселка Никель. По ним могут пройти автомобили, танки и гужевой транспорт. В районе очень много озер, малых и больших речек, в низинах раскинулись болота с сочной травой. Коренное население в этих местах - саамы, которые занимаются оленеводством. По берегам Баренцева моря живут русские поморы родом с Беломорья.

В годы Великой Отечественной войны немецкие войска в Лапландии были остановлены в 60 километрах от города Мурманска, на рубеже реки Западная Лица. В течение трех лет в трудных условиях Заполярья немцы создали мощную глубокоэшелонированную оборону, насыщенную долговременными оборонительными сооружениями, она достигала 150 километров в глубину и 70 километров в ширину.

Первая полоса обороны проходила по берегам реки Западная Лица. Вторая полоса - по реке Титовка. Третья тыловая оборонительная полоса проходила по реке Петсамо-Йоки. На тыловой оборонительной полосе были сосредоточены все армейские резервы немецких войск - склады, техника, боеприпасы, немецкие военные корабли...

Группировка немецких войск насчитывала более 50 тысяч человек, 750 орудий и 260 самолетов. В портах стояли: один линкор, 14 эсминцев и 30 подводных лодок. К 1944 году эта группировка была значительно усилена.

Наступил октябрь 1944 года. Финляндия вышла из войны, немецкие войска продолжали сопротивление. Карельский фронт во взаимодействии с Северным флотом проводил в Заполярье Петсамо-Киркенесскую операцию, в которой ставилась задача: разгромить немецкие войска и штурмом взять знаменитый «лапландский вал» обороны противника.

Наша ударная группировка превосходила противника: в людях - в 1,8 раза, в артиллерии - в 2,5 раза, в самолетах - в 6,3 раза.

Операция проходила с 7 по 29 октября 1944 года и увенчалась успехом. Немецкие войска были разгромлены. 15 октября взято Петсамо, 22 октября освобожден город Никель, 25 октября штурмом освобожден город Киркенес (Норвегия), а 29 октября были прекращены боевые действия. Весь «лапландский вал» был разрушен на глубину 150 километров.

В течение всей Петсамо-Киркенесской операции моя саперная рота обеспечивала переправы частей дивизии через реки Титовка, Петсамо-Йоки, Яр-фьорд, Бек-фьорд, разминировала немецкий аэродром в Титовке, взрывала арсеналы немцев в горах, участвовала в штурме города Киркенес. Последний момент запечатлен в боевой кинохронике Карельского фронта. Во время тех событий Карельским фронтом командовал генерал армии К.А. Мерецков, военно-морскими силами - А.Г. Головко, 14-й армией - генерал В.И. Щербаков, а воздушной армией - генерал И.М. Соколов.

Штурм «Лапландского вала».

Подготовка к боевым действиям началась еще в конце сентября 1944 года, когда 45-я стрелковая дивизия находилась на Кестеньгском направлении. Штабные работники инженерных войск, изучая карты района боевых действий, обратили внимание, что в планируемых районах развертывания частей 45-й стрелковой дивизии находятся минные поля 1942 года, и что удивительно - их ставил саперный взвод лейтенанта Левшина. Последовала команда - разыскать его и доставить в Мурманск вместе с саперным взводом.

К тому времени я уже был старшим лейтенантом и командовал ротой. Команду я выполнил и, преодолев почти тысячу километров с попутным воинским эшелоном, вместе с саперной ротой прибыл в Мурманск. Было это в конце сентября 1944 года. Получив приказ, мы начали разминирование старых минных полей недалеко от берегов реки Западная Лица.

Работа была очень трудная. Ориентиры привязки минных полей в ходе двухлетних боев исчезли. Многие из них были разбиты артиллерией, а, например, деревянный мост, который тоже служил неплохим ориентиром, перенесен в другое место... Сами мины, изготовленные в начале войны из деревянных дощечек, почти сгнили, взрыватели покрылись пикратами, которые при первом прикосновении любым металлическим предметом взрывались. После нескольких подрывов саперов на минах ПМД-6 пришлось перейти к сплошному разминированию целых площадей с применением взрывчатых веществ.

После выполнения этой работы саперы переехали в Колу, где обеспечивали переправу частей дивизии через реки Кола и Тулома.

После переправы наша саперная рота следует по гористой местности, сопровождая части к месту сосредоточения перед «лапландским валом». Дорогу от города Кола до озера Чапр протяженностью около 70 километров мои саперы преодолевали с 253-м сп. На Кольском полуострове, от Мурманска на запад к Петсамо, идет одна дорога, покрытая щебнем. Ее ширина около пяти метров. На ней могут разъехаться только две машины. Теперь представьте себе, как по ней могут передвигаться войска с обозами, артиллерией, танками, медицинскими отделениями... Движение транспорта и техники вне дорог без предварительных трудоемких работ почти всюду было исключено.

Преобладающий каменистый грунт затруднял земляные работы, а голая тундра усложняла маскировку передвижения войск. Главным естественным препятствием для войск была река Титовка с каменистым руслом и крутыми берегами.

Мишуковская дорога от Мурманска до Петсамо была главной и единственной дорогой Заполярья в то далекое время. Только на 65 км была развилка, от которой вторая южная дорога уходила в поселок Луостари и Никель. Там, на берегу реки Петсамо-Йоки, размещались аэродромы немецкой авиации и базы технического снабжения.

После трех дней движения по Мишуковской дороге вместе с 253-м полком мы прибыли в район сосредоточения перед началом штурма оборонительных укреплений «лапландского вала». День и две ночи саперы роты делали проходы в минных полях противника (до колючей проволоки перед передним краем обороны), работали повзводно... В штабе 52-го осб я получал конкретное задание, как действовать во время прорыва обороны немцев.

Главная задача заключалась в том, чтобы после прорыва первой полосы обороны я с саперной ротой и передовыми отрядами 253-го сп броском по болотам и небольшим высотам вышел к реке Титовка в районе единственного моста на Мишуковской дороге и организовал переправу передовых отрядов, а затем построил низководный мост для форсирования реки главными силами дивизии. На подготовку отводились одни сутки.

Для совета я собрал всех командиров и специалистов-плотников - ефрейторов Баклагина и Нянькина, Тинякова и Белова. Мы решили, что надо взять с собой и что потом привезти на повозке к месту работ. Подготовку вели основательно. Всему личному составу были выданы зимнее обмундирование и новые белые маскхалаты.

Нас одели в ватные брюки, телогрейки, маскхалаты, шапки-ушанки и рукавицы. Это было кстати, потому что на моей памяти был случай, который произошел с саперами 228-го осб, когда мы прибыли на Мурманское направление в самый разгар боев в летнем обмундировании. Здесь, в Заполярье, 1, 2, 3 мая 1942 года была зима и поднялся ураган, который насыпал четыре метра снега. Со снегом мы справились, но при больших потерях личного состава линейных частей пехоты.

Вспоминаю также события 60-летней давности. Это было в октябре 1944 года. Ранним утром 7 октября 1944 года, ровно в 8 часов утра, началась мощная артиллерийская подготовка, которая продолжалась 2 часа 35 минут. Было выпущено более 100 тысяч снарядов и мин. Они обрушились на укрепления врага в «лапландском вале» Кольского полуострова.

Под прикрытием артиллерийского и минометного огня перешли в наступление войска ударной группировки 14-й армии. На отдельных участках обороны было сломлено сопротивление противника, и наши войска, преодолев заграждения врага, вклинились в его оборону. На левом фланге оборона противника вдруг ожила и встретила наступающие войска шквальным огнем, что заставило пехоту остановиться.

Только после повторной артиллерийской подготовки удалось прорвать глубокоэшелонированную оборону и продвинуться вперед к поселку. Наша саперная рота вместе с передовыми отрядами 253-го СП по сопкам, болотам двинулась к реке Титовка - к мосту на Мишуковской дороге.

Погода резко ухудшилась, накрапывал дождь, подул холодный северный ветер, авиация не летала. Командующий Карельским фронтом в своих мемуарах так описывает этот день: «Перед нами лежала пустынная тундра. Чуть дымились под легким ветром сопки, накрапывал дождь. Ничто не напоминало о присутствии войск, стояла полная тишина. Стрелки часов приближались к 8.00, и тут раздался мощный грохот, перешедший в сплошной гул... Началась артиллерийская подготовка...».

Когда началась артиллерийская подготовка, командующий Карельским фронтом находился от нас всего в нескольких километрах - в районе озера Ножьяра.

По дороге к Титовке мы видели, как в обороне противника все перемешалось. Разбиты доты, разрушены долговременные укрепления, смяты проволочные ограждения, а немецкие солдаты группами, с поднятыми руками шли сдаваться в плен. Штурмовые группы атаковали отдельные участки обороны врага, который оказывал еще сопротивление, в первой ее полосе.

Группа генерала Пигаревича, наша 45-я стрелковая дивизия и 3-я мсбр, войдя в прорыв, устремились ко второй полосе обороны противника, проходящей по западным берегам Титовки.

8 октября с ближайших к реке высот я увидел Титовку и злополучный мост, к которому мы шли.

Уже в бинокль было видно, что немцы взорвали многопролетный бетонный мост, а это значит, что нам предстояла трудная работа по его восстановлению.

Теперь оставшиеся километры до моста я только и думал о строительных материалах.

И тут пришла неожиданная идея - воспользоваться деревянными щитами, которые немцы разложили вдоль дороги для снегозащиты в зимний период. Два взвода саперов во главе с лейтенантом Рукавишниковым начали сбор щитов и складывали их в кучи у Мишуковской дороги. В это время мы вместе с третьим взводом и разведчиками полка под обстрелом противника, используя остатки разрушенного бетонного моста, перебрались на другой берег реки и закрепили ленту буксировочного троса. Противник, оттесненный от берега реки на 500 метров и более, продолжал обстреливать переправу в районе строительства. Несмотря на это, саперы и разведчики приступили к работе. Пехотинцы, следующие к месту переправы, тащили с собой деревянные щиты, а саперы из них делали пакеты (по четыре-пять штук) и, стоя в холодной воде реки, укладывали и закрепляли их на перекинутом тросе.

Получился неплохой десантный мостик. По нему пехотинцы перебегали на противоположную сторону реки, поднимались на берег и, соорудив окопчики, начинали стрелять по противнику. Завязался встречный бой, который понемногу удалялся.

Затем саперы приступили к строительству низководного моста с использованием подручных материалов. У немцев в карьере на всякий случай был заготовлен морской «плавник» для ремонта и строительства временной переправы. Схема моста была максимально проста. Ряжевые опоры, установленные в воде, забиваются мелкими камнями. Высота опор была внушительная, так как Титовка два раза в сутки меняет глубину - во время прилива и отлива вод в Баренцевом море.

За время строительства моста успевшая переправиться пехота оттеснила противника на три километра от реки, но дальше она встретила серьезное сопротивление. Дело в том, что здесь вдоль реки проходила вторая линия обороны «лапландского вала», состоявшая из долговременных сооружений, полевых сооружений и окопов, сделанных по всем правилам оборонительного искусства. Между тем на нашем правом берегу в ожидании моста скопились пехотные части, артиллерия, минометчики и другие рода войск. Они развертывали здесь свои позиции и помогали наступающим частям, штурмующим оборону противника.

Строительство моста в сложных условиях Заполярья шло медленно, хотя саперы работали в холодной воде без отдыха. Они начали рубить ряжевые опоры прямо на воде, используя при этом малые надувные лодки. Работами по сборке ряжевых опор руководил вологодский плотник ефрейтор Баклагин, который после войны жил в городе Каргополе. Когда опоры были готовы, приступили к возведению пролетного строения. На оголовки опор положили восемь прогонов и скрепили все строительными скобами.

На этом наличный материал закончился. Взвод лейтенанта Рукавишникова был направлен на поиски жердей, досок, брусьев... Положение осложнялось тем, что кругом по берегам реки раскинулась безлесная каменисто-болотистая тундра. Материал можно было найти, только разобрав инженерные сооружения, блиндажи и гати, построенные на болотистых участках дороги.

Ко мне, стоящему на берегу реки, подходили командиры всех рангов из частей, ожидающих переправы, и спрашивали о сроках готовности моста. Что я мог им ответить? Стараемся, но не хватает материалов? Между тем лейтенант Рукавишников, который осмотрел все вокруг, доложил, что материал можно достать, разобрав немецкие складские помещения и укрытия, но у саперов очень мало людей и одни они не поспевают.

Тем временем я заметил, что бойцы, толпившиеся вокруг меня, куда-то исчезли. Я повернулся в сторону дорожной насыпи и увидел, что по ней в сторону реки движется колонна машин. Впереди был военный легковой автомобиль типа «додж», а за ним - грузовики, на которых располагались зенитные установки с боевым расчетом. Машины остановились. Из первой вышел генерал небольшого роста, с усиками и по боковому спуску дороги пошел в мою сторону.

Поначалу, вспомнив описание во фронтовой газете, я подумал, что это маршал Жуков, но, когда генерал подошел ближе, я понял, что обознался. Он шел бодрым шагом, не обращая внимания на отдельные взрывы дальнобойных немецких снарядов, прилетающих из-за ближайших сопок.

Подойдя ко мне, генерал спросил:

- Старший лейтенант, вы старший на строительстве моста через реку?

- Строительство моста ведет саперная рота 52-го осб 45-й стрелковой дивизии в наличии восьмидесяти человек. Я командир роты, старший лейтенант Левшин. Мост будет готов к вечеру.

Выслушав мой доклад, генерал строгим тоном сказал:

- Под вашу личную ответственность мост надо сделать за два часа, а иначе будут приняты дисциплинарные меры.

И тут генерал, как бы между прочим, потрогал кобуру пистолета на брючном ремне. Мне показалось, что он угрожает...

Тогда я бодро ответил:

- Задание понял, но без помощи частей, стоящих вдоль берега, задачу в эти сроки выполнить не смогу.

Говорю нарочно громко, чтобы слышали окружающие, а у самого сомнения: правильно ли я делаю, так разговаривая с генералом? Генерал на прощание бросил на ходу:

- Передайте всем, чтобы помогли саперам. Это приказ!

Потом он сел в машину и уехал. За ним исчезла и охрана.

Как только отбыл генерал, ко мне со всех сторон стали подходить командиры и начальники всех рангов. Всех интересовало, что сказал генерал. Как потом выяснилось, это был генерал Пигаревич, который руководил оперативной группой, действующей на Мишуковской дороге Кольского полуострова.

Между тем момент для меня был критический. В сроки, указанные генералом, саперы не укладывались. Да и что может в этих условиях сделать командир саперной роты, молодой старший лейтенант, без помощи со стороны?

И тут я принимаю решение и от имени генерала объявляю всем прибывшим представителям воинских частей, что необходимо помочь с доставкой на своем транспорте строительных материалов к мосту. Каждой части дал двух саперов для подбора материалов.

И работа закипела, материал везли со всех сторон. Мои вологодские, костромские, сибирские плотники работали без перекуров, мост вырастал на глазах. Строительные материалы подносили, подвозили и складывали на берегу реки. Теперь нужен был забутовочный камень определенных размеров для укладки в ряжевые опоры. Эту работу помогла сделать пехота. Наконец приехал старшина Кукушкин. Он привез металлический крепеж (скобы, штыри, гвозди) и притащил полевую кухню. Пока шла разгрузка, саперы впервые за сутки основательно пообедали.

Тем временем движение лошадей с повозками с дальних высот заметили немецкие наблюдатели и дали координаты артиллеристам, а те, в свою очередь произвели несколько орудийных залпов по дорогам и скоплениям людей. Лошадей со свободными повозками мы быстро спрятали в складках местности, но один снаряд достиг цели и, разорвавшись недалеко от повозки с бревнами, убил лошадь.

Работа кипела, на мосту начали настилку верхнего строения, по прогонам укладывали подтоварник (так у саперов называется круглый лес диаметром 10-15 сантиметров). Через два часа, определенные генералом, мост вчерне был готов. Правда, в ходе интенсивной работы о генерале мы забыли, но не тут-то было.

Только мы размечтались, как на насыпи (подъезд к мосту) показалась генеральская машина с автомобилями охраны. Машины охраны остановились вдалеке, а генеральская стала спускаться по откосу к реке с намерением проехать по мосту. Что делать? Настил моста был уложен не полностью, в отдельных местах не закреплен. Видя создавшуюся ситуацию, опять меня выручили саперы-плотники. В отдельных местах они раздвинули настил, положили колесоотбои, кое-где закрепили скобами, а сами встали на прыгающие бревна по обеим сторонам проезжей части. Генерал, видимо, подумал, что мы его встречаем с почестями, и, не сбавляя скорости, проехал на противоположный берег. Там генеральская машина развернулась, проехала на наш берег и остановилась.

Генерал вышел из машины, подозвал меня и, пожав мою руку, поблагодарил всех саперов за выполнение боевого задания. После этого он уехал. Машины охраны перед отъездом дали тройной пулеметный салют в воздух в честь саперов и открытия проезда по мосту.

Между тем саперы быстрыми темпами устранили недоделки и стали покидать мост. На горизонте показались первые машины и пехота, спешащие на переправу. Мне пришлось временно стать комендантом переправы. Расставив нескольких саперов по комендантской схеме, остальных я отправил в песчаный карьер на отдых.

Тем временем из-за ближайшего бугра показалась танковая колонна, она двигалась к переправе. Глубина реки не позволяет танкам переправиться на противоположную сторону, но и по мосту ее пускать было нельзя. Надо было искать брод на порогах вверх по реке, об этом я и сообщил подошедшему танкисту.

Оставив вместо себя командира саперного взвода лейтенанта Попова с отделением разведки, я пошел вверх по реке до порогов. В десятке километров от моста подходящее место было найдено. Правда, оно не являлось идеальным - река в этом месте была уже (около 60 метров), вдобавок большая скорость течения. Кроме того, в реке было много больших валунов, мешающих прямому проходу танков, но другого места мы так и не нашли.

Отделение сержанта Белова начало разведку подходов к реке, в первую очередь необходимо было их проверить на наличие минных заграждений. Границу прохода танков я обозначаю сигнальными флажками. Установив первый флажок, начинаю шагами отсчитывать ширину прохода, при этом стараюсь шаги делать как можно больше. И вот проход шириной в 20 метров обозначен, отделение сержанта Новичихина начинает работу.

Каково же было мое удивление, когда сапер, начавший проверку прохода на правом берегу Титовки, обнаружил первую противопехотную бетонную мину с металлической крышкой и заряженным взрывателем в том самом месте, где я измерял ширину прохода! Мина лежала под маскировочным слоем мха, а мой след был рядом. По теории вероятности это была «моя» мина.

Всего на проходе было снято около 20 противопехотных и четыре противотанковых мины (металлические тарелки - так их называют саперы). Немцы догадывались, что это место наиболее удобное для переправы танков.

Началась работа по расчистке брода от больших валунов. К этому времени подъехал командир танковой группы. Разговор у нас с ним был короткий: расчистку прохода заканчиваем, надо опробовать его практически. Командир сам сел в танк Т-34, открыл верхний люк и начал командовать водителю. Когда танк зашел на середину реки, уровень воды достигал башни. Мне показалось, что он сейчас утонет. Тем не менее, танк перешел на противоположный берег, развернулся и пошел обратно. Смотреть со стороны на проверку работы саперов интересно, но очень волнительно. Больше всего я опасался возможности подрыва на пропущенной в спешке мине.

Командир танковой группы собрал танковые экипажи, дал четкую инструкцию о правилах прохода через реку и указал на возможные препятствия. Переход танков по устроенному саперами броду опять начался с прохода командирского танка. Когда он был на той стороне, командир помахал нам флажком, и переправа началась. Саперы, мокрые от воды, уставшие от трудной физической работы, медленно пошли обратно к мосту. День заканчивался, но за оставшееся время предстояло еще многое сделать.

Такой была наша работа по наведению моста через реку Титовку во время штурма «лапландского вала» немецкой обороны в Заполярье 9 октября 1944 года. Но на этом наши испытания на прочность не закончились. Вечером меня вызвали в штаб и дали нашей саперной роте новое задание: необходимо было совершить ночной марш-бросок на север, к устью Титовки, и разминировать брошенный немцами полевой аэродром.

ЛЕВШИН Николай Александрович,
полковник в отставке,
участник Великой Отечественной войны

ПОСЛЕДНИЙ БОЙ – ОН ТРУДНЫЙ САМЫЙ

16 апреля 1945 года в 4 часа утра по московскому времени на плацдарме в районе Кюстрина и Зееловских высот Берлинского направления, как огромная свеча, взвился луч прожектора, возвестивший о начале артиллерийской подготовки наступления на Берлин. Плотность огня представляла собой огромную разрушительную силу. На один квадратный километр приходилось до 300 стволов орудий разного калибра. А всего в штурме Берлина участвовало 42 тысячи стволов.

Смертоносный шквал огня был настолько сильный, что порой казалось - земля не выдержит такой нагрузки и начнет проваливаться в небытие. После 25-30-минутной артиллерийской подготовки снова вспыхнул луч прожектора, взвились ракеты, «катюши», «андрюши» и «иваны» дали заключительный залп.

Поднялась пехота, включили прожектора, которые освещали мощными лучами позиции противника. Враг был ослеплен и не мог вести прицельный огонь. Обработка переднего края противника была настолько сильной, что просто не было квадратного метра, куда бы ни попал снаряд. Поле битвы было буквально вспахано снарядами нашей артиллерии. Вновь взвились ракеты - это сигнал нашей артиллерии для переноса огня в глубь месторасположения противника. Пехота ворвалась в траншеи немцев, и началась штыковая буря. Мы одерживали победу.

Расстояние от озера до Берлина было примерно 40 километров, и все оно было сплошной линией обороны. Каждый метр приходилось преодолевать с жестоким сопротивлением. На оборону Берлина Гитлер подтянул огромные резервы. Была проведена тотальная мобилизация. В армию были призваны старики, которые еще могли двигаться, и 14-летние ребятишки, среди которых были и смертники. Преодолев сплошную линию обороны, наша 33-я стрелковая дивизия 3-й ударной армии свернулась и пошла строем по шоссе на Берлин, как вдруг по колонне прошел слух, что 1-й Украинский фронт вошел в Берлин. Тут произошло что-то невообразимое. Будто какие-то неведомые силы потянули строй вперед, куда-то делась усталость, изнеможение, ускорили шаг полки. Мечтой каждого солдата было ворваться в Берлин, в логово Гитлера и добить врага там. Это было 21 апреля 1945 года, а 22 апреля мы вступили в Берлин. Так что хватило и нам, и другим добивать противника в его собственном логове.

В Берлине бои были особенные. Чуть ли не треть пути к рейхстагу приходилось проходить с боями под землей - где через метро, где через сплошные госпитали, набитые ранеными немцами. Здесь же было много и здоровых немцев, которые находили способ таким образом укрыться.

Наверху укрыться было трудно: окоп в булыжнике не выроешь, вот и приходилось перебегать со скоростью спринтера до следующего квартала или здания при визге и рикошете роя пуль и взрывах фаустпатронов. Достигнешь намеченного рубежа - и начинаешь битву за овладение зданием.

Так, однажды, преодолев небольшую площадь, мы остановились у одного из зданий, а в это время с противоположного дома ударили фаустпатроном. Многие солдаты были ранены, двое убиты, ранен был и парторг батальона старший лейтенант Иван Васильевич Липатов. Я его взял на руки и отнес в подвал. Это был какой-то филиал госпиталя, где, кроме двух немок в белых халатах, никого не было. Я спросил, есть ли кто из докторов, одна немка привела немца-врача. Пока она бегала за доктором, принесли солдата с распоротым животом. Я разговаривал с врачом на ломаном немецком языке, а он - на ломаном русском. Врач сказал, что в свое время лечил Ленина. Насколько это верно, не знаю, однако он приводил довольно-таки правдивые аргументы. Он заверил, что сделает все возможное, чтобы облегчить участь раненых. И действительно, через некоторое время И.В. Липатов возвратился в свой батальон.

Наконец мы достигли железнодорожной насыпи. Далее продвигаться было невозможно без поддержки танков и артиллерии. На насыпи мы просидели целые сутки. На следующий день мне дали поручение отправиться в роты батальона, наладить между ними связь и передать некоторые распоряжения командира батальона капитана Н.Н. Ишина. Штаб батальона от передовых подразделений находился на расстоянии 250-300 метров. Преодолев половину пути при непрерывном обстреле улицы, я попал под сильный минометный огонь. Скрываясь, я вбежал в подворотню дома и хотел было спуститься в подвал, но впереди меня оказался немец. Я его застрелил, и тут же в голове промелькнула мысль: если он бежал в подвал, значит, там есть немцы.

С гранатой Ф-1 в одной руке и с пистолетом в другой я ворвался в подвал с диким ревом «Хенде хох!» и сам немного опешил: немцев здесь оказалось много. Тут я «фиктивно» начал давать распоряжения сопровождающим, делая вид, будто я не один, а немцам приказал положить оружие на пол и выходить по одному на улицу. В это время неподалеку появился наш танкист, который продвигался к насыпи, где стояли пушки и танки. Мне стало полегче.

Немцев оказалось восемь человек, все довольно прилично одеты. Впоследствии выяснилось, что это были денщики штабных офицеров. Я попросил танкиста помочь мне, но он сказал, что не может, так как выполняет срочное поручение. Тогда я построил немцев. Проверил, нет ли у них оружия. Они пояснили, что выбросили оружие в подвале. Тогда я спросил, есть ли еще кто-нибудь из немцев поблизости. «Я, я», - ответили немцы и показали на здание на другой стороне двора. Я приказал одному из немцев привести остальных сюда. Долгое отсутствие посыльного начало меня беспокоить, но через несколько минут открылась дверь и появился генерал в фуражке с высокой тульей, за ним - другой генерал и десять офицеров.

В нерешительности они стояли и смотрели, видимо искали подразделение солдат, их пленивших. Я им кричу: «Ком хир!», повторяя это несколько раз. Они подошли ко мне и все вместе образовали полукруг. Я уточнил насчет оружия. «Наин, найн», - ответили мне.

По своей наивности и глупости я обратился к генералу: «Битте гив мир урр». Пока я занимался этой довольно-таки неприличной процедурой, оказался в кольце пленных немцев. И тут меня вроде кольнуло что-то, в их глазах я заметил недоброе. Я почувствовал, как на голове у меня приподнялась пилотка, сразу поседел (после этого седина украшала мою голову всю жизнь). Я сориентировался, вмиг выхватил гранату, пистолет и начал помаленьку выходить из окружения, а немцам приказал следовать за мной по одному. Так я и шел по дворам и по улице в сторону штаба батальона. Время от времени оглядывался, бегут ли за мной немцы. Все было в порядке, но тут я вдруг заметил, что наши танки поворачивают свои башни в мою сторону, пушкари тоже наводят свои стволы, видимо, полагают, что их окружают с тыла. Ну, думаю, все. Там не прикончили немцы - здесь добьют свои. Выбегаю на середину улицы, машу пилоткой, кричу: «Свои, свои!» Нас заметили.

Немцев я привел в штаб. Доложил, как положено, а сам пошел в свою роту. С большим трудом, но уверенно мы продвигались к намеченной цели - рейхстагу.

1 мая был водружен флаг на купол рейхстага. Мы получили команду: с 4 часов утра прекратить военные действия, зачехлить пушки и убрать пулеметы с окопов.

Берлин капитулировал, но обстановка оставалась напряженной. Нам как-то не верилось, что все закончилось. Такие жесточайшие бои, столько смертей, и вдруг - не стрелять. Наши опасения оказались не напрасными. В 8 часов утра вражеская группировка, оборонявшая Рейхстаг, не признала капитуляцию и решила пробиваться навстречу американцам. А было это так. Когда немецкая колонна поравнялась с домом, где находились штаб и некоторые подразделения, многие наши бойцы стали выбегать навстречу ей с криками: «Гитлер капут! Сдавайте оружие!» В это время немцы достали из-под полы автоматы и начали «косить» всех тех, кто выбежал на улицу, стреляли по окнам, дворовым проемам. Нас загнали в подвалы. Подвалы забрасывали гранатами, поливая проемы автоматным огнем. Было слишком много потерь, и это в то время, когда война в Берлине официально закончилась. Было очень обидно: многие хорошие люди и боевые командиры так нелепо погибли.

2 мая мы подошли к рейхстагу, началась эпопея надписей на его стенах и колоннах. Моя надпись обгоревшей головешкой гласила: «Я из Крестец. Дошли. Л.А.В.». И действительно, последний бой - он трудный самый.

А вот так описывает эти события их свидетель поэт Б. Полейчук в поэме «Падение Берлина» (здесь приводим ее окончание).

Мы шли вперед за честь своих знамен,

И песню славы пели наши пули,

И уходила в даль былых времен,

В историю народов и племен

Ночь огневой артиллерийской бури.

Но утром! Так же, как в полночный час,

Земля дрожала от стального груза,

И снова целый мир глядел на нас,

Простых солдат Советского Союза!

P.S. А когда я в 1946 году приехал из Германии в отпуск, сестренка передала мне поздравительное письмо от начальника политотдела дивизии полковника Оралова, о котором я ничего не знал и не ведал. В письме было написано следующее: «Уважаемая Антонина Васильевна! С радостью сообщаю, что ваш брат Листовский Алексей Васильевич, находящийся на службе в нашем соединении, за участие в боях по прорыву обороны немцев и наступлению на Берлин удостоен высокой правительственной награды - ордена Отечественной войны I степени. Честь и слава доблестному воину героической Красной Армии!».

ЛИСТОВСКИЙ Алексей Васильевич,
полковник в отставке,
участник Великой Отечественной войны
Комментарии
Добавить комментарий
  • Читаемое
  • Обсуждаемое
  • Past:
  • 3 дня
  • Неделя
  • Месяц
ОПРОС
  • В чем вы видите основную проблему ВКО РФ?