4 марта, 2013

ТИПОВОЕ И ЧАСТНОЕ В СОДЕРЖАНИИ И ПОСЛЕДСТВИЯХ ЛОКАЛЬНЫХ ВОЙН И ВООРУЖЕННЫХ КОНФЛИКТОВ

Нет сомнений в том, что для оценки результатов любой войны нужна четкая критериальная система, которая может быть выработана лишь на основе точных и бесспорных исторических фактов, но их, к сожалению, на сегодняшний день нет в арсенале военных ученых. И это особенно рельефно проявляется при изучении локальных войн и вооруженных конфликтов с участием советских и российских войск.

Долгое время политико-идеологические и другие конъюнктурные соображения вынуждали советское и российское руководство скрывать такого рода события не только от широкой общественности, но и от профессиональных исследователей.

И теперь, несмотря на директиву Генерального штаба ВС РФ и приказ министра обороны РФ о приоритетности в разработке данной проблематики, положение дел изменилось к лучшему лишь в незначительной степени: доступ к документам продолжает оставаться ограниченным, сохраняется практика дозирования информации.

Не в этом ли причина того, что нередко полученный с большим трудом "сверхсекретный" документ является лишь поверхностным изложением того, чем уже многие годы оперируют зарубежные специалисты?

Объективная оценка результативности участия группировок войск (сил) в локальных войнах и конфликтах требует от исследователя ответов на многочисленные "почему?"

Один из путей решения задачи – объяснение "через цели" или "через мотивы" действий. Однако известно, что в каждой конкретной локальной войне как явлении двустороннем, противоборствующие вооруженные группировки преследовали определенные, подчас специфические политические цели, которые так или иначе отражались в решении стратегических, оперативных и тактических задач, проявлялись в моральном духе войск, а через них оказывали влияние на характер, ход и результаты военных действий.

Поэтому правильное понимание результатов участия в конфронтации одной из противоборствующих сторон в значительной степени зависит от выявления истинных целей и замыслов, которые преследовала эта сторона. Установить же их можно только в результате изучения архивных документов противника, что применительно к локальным войнам представляется маловероятным.

Отличительной чертой локальных войн и вооруженных конфликтов является разнообразие условий их развязывания, ведения и завершения. Поэтому если взять за основу только какую-то ограниченную группу условий, схожих для анализируемых войн и вооруженных конфликтов, и пренебречь остальными, то полученные таким образом оценки не могут рассматриваться как достаточно объективные.

Только анализ и учет всей совокупности условии, влиявших на деятельность войск сил могут дать достоверный материал для определения результатов их участия в локальных военных действиях.

Таким образом, правильно понять и объективно оценить исследуемое событие как нечто целое, закономерное и взаимосвязанное с другими можно лишь при условии комплексного его осмысления с применением всего многообразия методов военно-исторического исследования, которое включает в себя всеобщий диалектико-философский метод, общенаучные (общелогические) методы, отдельные методы других наук, а также свои специфические методы и приемы.

На наш взгляд, основу всей системы методов, применяемых при исследовании опыта и определении результатов участия отечественных войск в локальных войнах и вооруженных конфликтах, должен составлять универсальный метод познания – диалектический. Его законы, категории и принципы являются эффективным орудием познавательно-оценочной деятельности.

Как известно, войны, в том числе и локальные, являются исключительно сложным явлением. Причем каждое последующее по времени событие происходит, как правило, на этапе более высокой степени развития средств и способов вооруженной борьбы. Поэтому только диалектика, как наиболее полное и всестороннее учение о развитии, способна в максимальной степени объективно сопоставить и оценить сумму подобного рода событий и явлений.

При изучении фактов участия отечественных группировок в локальных войнах и вооруженных конфликтах нельзя обойти и общенаучные методы исследования, способные дополнить и конкретизировать всеобщий метод познания.

Локальные войны и вооруженные конфликты в структурном отношении являются исключительно сложным объектом исследования, а их элементная база достаточно динамична. Поэтому для выяснения сути какого-либо элемента общей системы (к примеру, группировки войск) целостный предмет (войну, конфликт) необходимо мысленно расчленить на составляющие части, а затем изучать их, выделяя свойства и признаки, прослеживая связи и отношения, а также выделяя их место и роль (оценивая вклад) в системе целого.

После того как эта познавательная задача будет решена, отдельные элементы вновь следует объединить в единое целое и составить себе представление об особо интересующей их части с учетом внутренних связей целого. Такая цель может быть достигнута при использовании методов анализа и синтеза.

При оценке результатов участия советских и российских войск в локальных войнах и вооруженных конфликтах (например, уровня военного искусства, эффективности применения войск (сил), их вооружения, понесенных потерь и затрат, пространственно-временных характеристик и т. д.) могут использоваться различные формы анализа: эмпирический и теоретический, количественный и качественный.

Невозможно, к примеру, выяснить роль, место и достигнутые результаты той или иной группировки войск в рамках войны, операции или боя без исчерпывающего изучения всей совокупности сопутствующих ведению военных действий условий обстановки (противника, своих войск, местности и т. д.).

Большое значение в оценке результатов участия войск (сил) в локальной войне и вооруженном конфликте имеет метод сравнения. Вместе с тем, очевидным является и тот факт, что сравнению подлежат только однопорядковые события. Вряд ли можно сравнить результаты деятельности оперативных группировок советских войск в Венгрии и Афганистане, поскольку решаемые задачи и многие другие условия действительности для этих двух событий были несопоставимыми.

И если даже говорить о так называемых "однопорядковых" явлениях или параметрах участия войск в локальных военных действиях, то и здесь необходимо быть предельно осмотрительным. Представляется, что следует избегать каких-либо категорических оценок, выражаемых, к примеру, в баллах. Более уместными при проведении сравнительного анализа будут, видимо, такие суждения, как "лучше или хуже", "выше или ниже" и т. п.

В совокупности с методами анализа, синтеза и сравнения важная роль в выявлении результатов участия войск (сил) в региональных конфликтных ситуациях должна отводиться абстрагированию. Подразумевая под этим методом мысленное сосредоточение внимания на том или ином признаке явления, следует отметить, что абстрагирование обеспечивает возможность более детального рассмотрения и оценки каждой части целого явления, и тем самым создает предпосылки для более взвешенного и объективного подхода ко всему явлению в совокупности.

Исследование, например, одного из эпизодов присутствия советских войск в Эфиопии в "чистом виде", создает условия для более квалифицированной, не ограниченной только видимыми внешними характеристиками, углубленной оценки всей войны в целом, а также роли и результатов деятельности в ее рамках советского военного компонента.

Важнейшими средствами и приемами обобщения, его формами являются: индукция, дедукция и аналогия. Ценность метода индукции состоит прежде всего в том, что он позволяет выводить суммарные оценки на основе ряда однородных фактов, типичных для разнообразных (по сути, содержанию и форме) военных событий.

Однако всегда следует помнить, что при изучении локальных войн и вооруженных конфликтов, обобщении их результатов недопустимо ограничиваться только этим методом. Индукция должна обязательно сочетаться с другими методами познания, дополняться и усиливаться ими. Особенно тесной, на наш взгляд, должна быть связь индукции с дедукцией, как противоположно направленного метода получения обобщенных оценок.

Полезность дедуктивного метода при исследовании результативности действий советских войск в локальных войнах и вооруженных конфликтах состоит в том, что с его помощью, соблюдая все необходимые логические приемы, возможно, получить более объективные, в смысле доказательности, оценки.

Так, одним из типичных критериев при оценке результативности действий группировок войск (сил) являются понесенные потери. Однако без выяснения совокупности условий, причин и факторов, обусловивших эти потери, итоговая оценка может оказаться неверной. Поясним это утверждение на примере применения советскими войсками армейской авиации в Афганистане.

За период с 1983 по 1986 гг. потери вертолетов из состава 40-й армии выросли с 173 до 297 единиц, или в 1,7 раза. Казалось бы, эффективность действий армейской авиации снизилась. Однако, если учесть, что за этот же период общий налет часов вертолетного парка увеличился в 2,2 раза (с 72 185 до 155 767 часов), то итоговая оценка эффективности будет иной.

Примерно та же самая картина наблюдается при анализе применения фронтовой авиации. Следовательно, сочетание индукции с дедукцией в процессе выяснения результативности действий отечественных войск в локальных войнах имеет неоценимое значение в том смысле, что предостерегает исследователя от ошибок при определении итоговых оценочных показателей.

Позитивную роль в решении проблемы оценки результатов деятельности войск (сил) может сыграть метод аналогий. Особенно полезным он будет в том случае, когда элементы сходства сути и содержания двух событий не вызывают сомнений, однако данные по результативности имеются только для одного из них.

Специфика исследования таких сложных развивающихся во времени и пространстве систем, каковыми являются войны и конфликты, требует особо внимательного отношения к историческому методу. Он позволяет конкретно проследить процесс развития событий прошлого во всей его последовательности и многогранности, иными словами, – в генетической связи, обусловленности всех этапов и форм процесса развития.

К примеру, для оценки результатов действий группировок войск (сил) огромное значение имеет самая детальная хронология, расположение фактов в такой временной последовательности, которая позволяет проследить максимально полную картину возникновения, хода, а следовательно, и исхода военно-исторического события во всем многообразии форм его проявления, со всеми "случайностями", "зигзагами" и т. д.

В данном случае "детализированная хроника" в совокупности с "детализированным содержанием" способна выполнить большой объем подготовительной работы для реалистичной оценки конечных результатов деятельности той или иной группировки войск.

Исторический метод, однако, нельзя абсолютизировать и отрывать от других общенаучных методов познания, ибо это может привести к искажению существа явления, к неправильному уяснению его места и роли в цепи однопорядковых событий. Эффективность и плодотворность исторического метода исследования результатов участия отечественных войск (сил) в локальных войнах могут быть существенно повышены и за счет тесного его сочетания с математическими методами, которые, предполагая оперирование, в первую очередь, количественными показателями, способствуют доказательности и объективности выводов.

Одним из научных методов количественного анализа военно-исторического события и его результатов является статистика. С ее помощью можно получить наиболее достоверные обобщенные цифровые данные, позволяющие затем оценить те или иные показатели (эффективность применения оружия и военной техники, соотношение применяемых сил и средств, масштабы ущерба и потерь и т. д.).

По нашему убеждению, именно статистический анализ позволяет лучше других методов осмыслить сущность прошедших военных событий, дать им не однобокую, а всестороннюю оценку. Иными словами, метод статистики создает предпосылки для большей глубины и объективности результатов исследования.

В интересах выявления наиболее эффективных приемов и способов применения группировок вооруженных сил в локальных войнах и вооруженных конфликтах может быть задействован метод моделирования. Важно подчеркнуть, что, пожалуй, только этот метод позволяет достаточно реально представить исследуемые войны (сражения, операции), проанализировать качество планирования боевых и других действий, определить эффективность управления войсками (силами) в различных условиях военной действительности.

Моделирование, помимо этого, создает возможность просмотреть несколько вариантов (как реализованных, так и предполагаемых) развития событий и тем самым полнее оценить результаты управления войсками (силами), вскрыть положительные стороны и недостатки в работе командных кадров, штабов, других структур и органов военного управления.

Полезно в военно-историческом исследовании практиковать применение и графических моделей, т. е. воспроизведение происшедших локальных событий с участием войск (сил) в форме сетевого или линейного графика. С помощью графических моделей, к примеру, представляется возможность выявлять, с одной стороны, критический, а с другой – оптимальный путь (вариант) развития событий.

Другой пример использования метода графического моделирования – составление линейного графика в интересах выяснения вопроса "загруженности" группировок войск (сил) на определенных этапах их участия в локальных войнах и вооруженных конфликтах. Это может способствовать установлению усредненных показателей, характеризующих соотношение потенциальных возможностей и, так сказать, "реальных дел" анализируемых группировок советских и российских войск (сил).

Принимая во внимание, что военная история, в том числе прошедшие локальные войны и вооруженные конфликты с участием отечественных войск, представляют собой чаще всего совокупность массовых случайных явлений, видимо, имеет смысл при их исследовании отчасти использовать методы теории вероятностей.

На основе всестороннего учета закономерностей, присущих массовым случайным явлениям, повторяющимся многократно, эти методы представляют возможность выявлять срединные значения вероятностей тех или иных событий, а также, что важно подчеркнуть, их результаты, и с помощью этого механизма более доказательно расставлять акценты при оценке их эффективности.

В тесной связи с теорией вероятностей следует использовать теорию массового обслуживания. Дело в том, что для исследуемых в настоящее время событий и фактов нередко является характерным наличие противоречий между условиями обстановки, возможностями войсковых группировок и реальными способностями создаваемых органов их управления.

Подобного рода противоречия, как показывает опыт, в ряде случаев являлись вескими причинами неудачного исхода военных действий, и их, следовательно, нельзя не учитывать при выработке объективных критериев оценок.

Таким образом, налицо очевидная целесообразность широкого применения всей совокупности логических и математических методов исследования. Владение количественными характеристиками создает предпосылки для более объективного подхода к выяснению промежуточных и итоговых оценок исследуемого события. Однако необходимо учитывать, что математика в военно-историческом исследовании не может рассматриваться в качестве самоцели.

Она должна являться одним из инструментов решения сложной научной задачи. Математические методы не могут превалировать над общенаучными (общелогическими), но на фоне трудностей с накоплением достоверных количественных материалов об участии советских и российских войск в локальных войнах и вооруженных конфликтах они имеют право на широкое использование.

При анализе ряда довольно известных источников, где рассматриваются содержание и ход локальных войн и подводятся их итоги, нетрудно сделать вывод, что везде при оценке результатов этих войн используется стандартный подход, сущность которого заключается в обобщении опыта ведения боевых действий с выявлением на этой основе тенденций и приоритетов развития составных частей военного искусства: стратегии, оперативного искусства и тактики.

Помимо этого, результаты локальных войн оцениваются на фоне развития военного искусства видов вооруженных сил и родов войск в различных видах боевых действий, а также тылового и технического обеспечения. С учетом всего этого обосновывается необходимость разработок перспективных образцов оружия и военной техники, предлагаются новые (или усовершенствованные) формы и методы их применения на поле боя.

На наш взгляд, основной недостаток такого подхода заключается в том, что он основывается на принципах, применяемых при оценке результатов крупномасштабных войн, когда для достижения победы мобилизовывалась вся мощь государства, а после ее достижения оценка результатов, как правило, не требовалась, количество же потерь и стоимость затрат, по известным соображениям, не афишировались.

Другой недостаток такого подхода заключается в том, что он ориентирован на оценку результатов только прошедших локальных войн и вооруженных конфликтов, политические и военные результаты которых в определенной степени уже зафиксированы. Что же касается оценки текущих (либо предполагаемых) локальных войн и вооруженных конфликтов, то здесь, на наш взгляд, нужна совершенно иная методика. Она должна прежде всего содержать комплексный подход к оценке возможных результатов локальной войны. И складываться она может из следующей суммы оценок:

– оценка степени достижения цели войны;

– оценка степени выполнения оперативно-стратегических задач;

– оценка понесенных потерь личного состава и боевой техники;

– оценка "технологичности" ведения войны;

– оценка военно-экономических затрат на ведение войны;

– оценка морально-психологического фактора в войне;

– оценка информационного противостояния.

Именно благодаря использованию подобных критериев (оценок), американскому командованию удалось выработать наиболее оптимальные (с минимальными потерями) планы операций "Буря в пустыне", "Лиса в пустыне", "Объединенная сила". При традиционном подходе к оценке вероятных результатов их успех обернулся бы потерей 50% личного состава. К сожалению, в войне в Афганистане применялся устаревший оценочный подход, если вообще что-то подобное было проделано.

В последнее время как в западной, так и в отечественной военной науке, при оценке результатов локальных войн и вооруженных конфликтов все чаще прибегают к численным значениям различных показателей. При этом такой метод может использоваться в условиях полного отсутствия специальной военно-политической информации.

Оценка степени достижения целей войны проводится на основе экспертного опроса, в ходе которого фиксируются способом математического моделирования следующие компоненты: все цели войны достигнуты; основные цели достигнуты; основные цели достигнуты частично; достигнуты второстепенные цели; цели войны не достигнуты.

При оценке успешности ведения боевых действий и качества выполнения оперативно-стратегических (оперативно-тактических) задач за основу, как правило, берется категория вероятности успеха, которая, в свою очередь, является неубывающей функцией соотношения сил и средств.

В каждом конкретном случае при оценке сил и средств сторон необходимо учитывать: уровень развития оружия и военной техники; уровень боеспособности и обученности войск (сил); условия ведения боевых действий. Из опыта прошедших войн известно, что соотношение сил 4,5:1 обеспечивает выполнение оперативно-стратегической задачи наступающими войсками с вероятностью не ниже 0,8. Этот уровень вероятности обычно принимается как критерий успеха.

При действиях регулярных армий против мобильных и хорошо подготовленных иррегулярных подразделений в специфических условиях местности и климата подобное соотношение, как правило, сохраняется.

Для определения критериальных значений уровня потерь необходимо обозначить их рамки. Самым идеальным случаем можно считать полное (или близкое к нему) отсутствие потерь, что становится вполне возможным в современных условиях ведения локальных войн и вооруженных конфликтов.

Это подтвердила, к примеру, война в Персидском заливе, в ходе которой многонациональные силы из 450-тысячной группировки потеряли чуть больше 100 человек. В качестве максимально допустимого уровня потерь может быть принят уровень в 30%. Но это лишь в случае проведения крупномасштабных операций против регулярной армии противника.

В локальных же войнах уровень потерь в 12–15% (Вьетнам, Афганистан) может вызвать массовые антивоенные выступления и даже политический кризис в стране, пославшей свои войска за пределы собственной территории. В данном случае оптимальный уровень потерь не должен превышать 10–12%.

Естественно, уровень поражения личного состава во многом уменьшится за счет эффективного огневого поражения противника. Поэтому при оценке результатов локальной войны необходимо оценивать и степень привлечения средств огневого и других форм поражения для достижения успеха. В последнее время отмечается тенденция к возрастанию относительного числа средств огневого поражения (СОП) в группировке войск (сил).

Иными словами, происходит уменьшение численности личного состава, на долю которого приходится одно средство дальнего огневого поражения. Так, если в ходе войны в Корее в северокорейской группировке одно СОП приходилось на 410 человек, то в войне в Персидском заливе со стороны МНС это соотношение изменилось до 110 человек. В группе федеральных войск в Чечне на конец 1995 г. одно СОП приходилось на 63 человека.

Некоторые военные эксперты предлагают в качестве критериальных значений степени "технологичности" локальной войны принять именно эти соотношения. При этом отличная оценка выставляется при соотношении личного состава к СОП как 80:1, хорошая – 80-100:1, удовлетворительная – 140-160:1, неудовлетворительная – 200-400:1, плохая – более 400:1.

При оценке результатов локальной войны важно оценивать эффективность применения и других средств поражения, включая средства радиоэлектронной борьбы. Однако их неограниченное вовлечение в вооруженную борьбу не представляется целесообразным, так как это ложится тяжелым бременем на финансы и экономику страны, снижает ее общий военный потенциал.

Учет экономических факторов при анализе ведения боевых действий в локальных войнах значительно повышает достоверность и обоснованность научных оценок их результатов. Основы такого учета сформулированы в теории военно-экономического анализа (ВЭА). Главное, что необходимо при решении его задач – получение и обработка достоверной оперативно-тактической, военно-технической, экономической и другой информации, имеющей количественно-оценочные и статистические показатели той или иной локальной войны.

Понятно, что при выработке общей методики оценки результатов локальных войн и вооруженных конфликтов необходимо использовать все оценочные критерии, разнородные по своей физической сущности частные показатели, современные методы исследования. Ранги факторов оценки результатов локальной войны в преломлении к отечественным Вооруженным Силам при этом будут располагаться следующим образом:

1. Степень достижения целей (0,21 от общего оценочного показателя, принимаемого за единицу);

2. Морально-политический фактор (0,20);

3. Потери личного состава и боевой техники (0,18);

4. Степень выполнения оперативно-стратегической задачи (0,15);

5. Затраты (0,13);

6. "Технологичность" войны (0,07);

7. "Информационность" войны (0,06).

(Разработаны авторским коллективом на основе материалов, полученных от академических учреждений МО РФ.)

Следует добавить, что система оценочных критериев не может быть представлена в завершенном виде без раскрытия характерных (типичных) черт локальных войн и вооруженных конфликтов.

Для локальных войн и вооруженных конфликтов современности характерно то, что они содержат в себе потенциальную угрозу перерастания в крупномасштабную (всеобщую) войну. Несмотря на некоторое улучшение международного климата, военно-политическая обстановка в мире продолжает оставаться нестабильной, а связи между различными регионами планеты стали настолько тесными, что любой вооруженный инцидент может развиться по непредсказуемому и опасному сценарию.

И, прежде всего, потому, что любое локальное столкновение часто приобретает коалиционный характер с одной, а иногда и с обеих сторон. К примеру, в войне в Корее принимали участие соединения, части и подразделения в общей сложности 18 государств.

В операции "Буря в пустыне" в сторону иракской границы направились воинские контингенты 20 государств (всего же в антииракскую коалицию входило 34 страны). В Косовском конфликте было задействовано 19 стран НАТО. Для сравнения – в первой мировой войне участвовало всего 38 государств.

Локальные войны и вооруженные конфликты характеризуются тенденцией к наращиванию качественных и количественных показателей средств вооруженной борьбы. Так, в ходе Корейской войны вооруженные силы США и Южной Кореи насчитывали более одного миллиона человек, около 1 тыс. танков, 1,6 тыс. самолетов и свыше 200 кораблей 7-го флота США. Во Вьетнаме в 1968 г. американо-сайгонские войска насчитывали 1,4 млн. человек, свыше 4,5 тыс. орудий, 500 танков, 4,1 тыс. самолетов и вертолетов. В четвертой арабо-израильской войне (1973 г.) с обеих сторон участвовало 1,7 млн. человек, 6 тыс. танков, 1,8 тыс. боевых самолетов.

К концу ирано-иракской войны (1988 г.) на линии фронта находилось 1,5 млн. солдат и офицеров, свыше 5 тыс. танков и БТР, почти 4 тыс. артиллерийских орудий, несколько сот самолетов. В войне в Персидском заливе (1991 г.) с обеих сторон было задействовано 1460 тыс. человек, 10 440 танков, свыше 12 300 артсистем, около 3 тыс. боевых самолетов и 2 тыс. боевых вертолетов, более 200 военных кораблей.

Такие масштабы применения сил и средств требовали колоссальных финансовых затрат. Три года войны в Корее обошлись США в 20 млрд. долларов, расходы на войну во Вьетнаме достигли 146 млрд. долларов. Экономический ущерб, понесенный Ираном и Ираком за восемь лет войны, превысил астрономическую сумму – 500 млрд. долларов.

Полгода пребывания вооруженных сил США на Аравийском полуострове в 1990–1991 гг. стоили Пентагону 70 млрд. долларов, при этом один день ведения активных боевых действий оценивался в 500 млн. долларов.

В 1960–1980-е гг. до 40% государственного бюджета СССР тратилось на военные нужды. Около половины этой суммы уходило на прямое или косвенное участие в локальных войнах и вооруженных конфликтах.

Опыт свидетельствует, что при эскалации вооруженного насилия в том или ином регионе противоборствующие стороны не сбрасывают со счетов возможность применения оружия массового поражения.

В 1950 г. некоторые американские военные деятели допускали вариант атомной бомбардировки Северной Кореи. Ядерный шантаж сопровождал Карибский кризис и арабо-израильскую войну 1973 г., англо-аргентинский конфликт 1982 г. и операцию "Буря в пустыне".

Химическое оружие использовал Ирак, а также американцы во Вьетнаме. Каждая последующая локальная война характеризовалась применением все более изощренных и бесчеловечных средств поражения.

При этом Багдад, пожалуй, впервые использовал "экологическое" оружие, когда в результате одновременного поджога 756 кувейтских нефтяных скважин был нанесен серьезный ущерб не только флоре и фауне обширного региона, но и здоровью людей.

За 50 послевоенных лет около 25 млн. человек стали жертвами локальных войн и вооруженных конфликтов.

Устойчивым фактором в содержании вооруженных конфликтов современности является участие в них "иностранных" государств, как правило, развитых в экономическом или финансовом отношении. Они оказывают непосредственную помощь в строительстве армий конфликтующих сторон и оснащении их боевой техникой, занимаются подготовкой военных кадров, предоставляют финансовые льготы, поддерживают ту или иную сторону в международных и региональных организациях.

Обычно при ослаблении названного фактора локальные войны и вооруженные конфликты постепенно затухают, а то и вовсе прекращаются. Но в послевоенный период такое случалось крайне редко. Поэтому локальные военно-политические кризисы отличались затяжным характером.

Война во Вьетнаме в общей сложности длилась около 30 лет, в Анголе – 16, в Мозамбике и Афганистане – более 10. 50 лет продолжается арабо-израильская конфронтация, более 20 лет нет мира в Камбодже. При этом в Афганистане после вывода советских войск, в Камбодже после вывода вьетнамских – начались гражданские войны, по своему размаху и ожесточенности даже превосходящие уровень противостояния оккупационным силам.

Характерной особенностью локальных войн и вооруженных конфликтов является использование территорий, на которых велись (или ведутся) боевые действия, в качестве полигонов для испытания новых образцов оружия и военной техники.

Реактивные самолеты, самолеты-снаряды, противотанковые ракеты, вертолеты огневой поддержки, кассетные авиабомбы, тактические и оперативно-тактические ракеты, средства радиоэлектронной борьбы, комплексы ПВО, крылатые ракеты, самолеты-"невидимки", аппараты космической разведки – все это впервые нашло реальное боевое применение в условиях локальных войн и вооруженных конфликтов. Этим пользовались, в первую очередь, США и СССР.

Наконец, ход и содержание локальных войн и вооруженных конфликтов всегда находились в прямой зависимости от целей военной конфронтации, уровня подготовленности сил и эффективности средств, от физико-географических условий ТВД.

В зависимости от влияния этих (и ряда других) факторов формы и способы боевых действий подразделялись на классические, которые использовались при ведении вооруженной борьбы в условиях сплошных фронтов, и специальные, которые применялись при очаговом (партизанском) характере вооруженной борьбы.

В первом случае в качестве примеров можно назвать войну в Корее, арабо-израильские войны, ирано-иракскую войну, вооруженный конфликт между Ираком и Кувейтом.

Во втором – войны в Анголе, Южном Вьетнаме, Алжире, Афганистане, Никарагуа, Чечне.

Таким образом, локальные войны и вооруженные конфликты возникают, ведутся и развиваются как определенная система, характеризующаяся группой взаимосвязанных типичных элементов. Раскрытие их динамики дает важные дополнительные критерии при формировании устойчивой методики оценки содержания "периферийных" войн и конфликтов. Но эта оценка не будет полной без рассмотрения еще одного важного составного элемента.

Как уже отмечалось, проблема последствий локальных войн и вооруженных конфликтов пока еще недостаточно изучена. В то время как губительность ядерной войны не вызывает сомнений, использование неядерных средств поражения зачастую и сегодня воспринимается как нечто обычное, к чему можно (и следует) прибегать при разрешении той или иной кризисно-конфликтной ситуации.

Последствия локальной войны, будучи порожденными этой войной, развиваются вместе с ней, продолжают существовать и после ее окончания и преодолеваются, сглаживаются, ликвидируются в течение длительного времени, продолжая воздействовать на все сферы жизни общества. Последствия локальной войны, таким образом, выступают как бы одним из этапов диалектического развития самой войны.

Наконец, последствия локальной войны есть определенное переходное состояние системы международных отношений от войны к миру, и в то же время сами последствия (как явление) представляют собой довольно сложную с развитой внутренней структурой систему, которая развивается во времени и пространстве.

На наш взгляд, методологической основой исследования последствий локальных войн может быть системный подход, который позволяет рассмотреть исследуемое явление в его развитии и во всей полноте взаимосвязей.

Современные локальные войны и вооруженные конфликты, как уже отмечалось в первой главе, имеют причинный ряд возникновения и развития. В ходе эскалации напряженности войны и конфликты "обогащаются" оперативно-стратегическим и оперативно-тактическим содержанием. Постепенно формируются элементы урегулирования. В обобщенном виде эту логическую цепочку причинно-следственных связей можно представить в следующем виде:

а) зарождение конфликта: актуализация национальных интересов; выделение приоритетных целей; выработка военной политики, стратегии и тактики; определение средств и методов вооруженной борьбы; выявление противоречий и обнаружение противника; поиск союзников;

б) развитие конфликта: демонстрация силы или угроза ее применения; применение ненасильственных действий; ограниченное вооруженное насилие;

в) формальное начало вооруженного конфликта: предъявление ультиматума; пересечение государственной границы крупным воинским контингентом;

г) эскалация военных действий: рост масштаба вооруженных столкновений; улучшение качественного состава применяемых сил и средств;

д) деэскалация военных действий: истощение одной из сторон; поражение одной из сторон; поиск взаимоприемлемого компромисса;

е) прекращение военных действий: временное перемирие; постепенное прекращение вооруженных столкновений;

ж) разрешение противоречий: временное разрешение (компромисс или капитуляция); окончательное разрешение противоречий (договор о мире).

Официально войны завершаются подписанием мирного договора, а неофициально – путем восстановления нормальных отношений, как правило, вслед за перемирием.

С точки зрения предмета исследования данной главы, нас, прежде всего, интересует завершающий период вооруженного конфликта, начиная с фиксации и анализа его итогов. Именно они (фиксация и анализ) при стечении ряда обстоятельств могут привести или к перманентному миру, или к перманентной конфронтации.

Однако, на наш взгляд, для более полного анализа последствий локальной войны важно остановиться на некоторых стадиях ее подготовки и эскалации. Иными словами, задача заключается в том, чтобы на основе системного подхода обобщить причинно-следственные связи локальных войн и вооруженных конфликтов, их содержание с целью выработки единой константы анализа их последствий.

Итак, к числу основных условий развязывания современных локальных войн можно отнести прежде всего следующие:

1. Постепенное нарастание напряженности в отношениях между государствами или коалициями государств, обострение военно-политической и военно-стратегической обстановки в определенном регионе мира. Нежелание (или неумение) федеральных властей вести эффективную превентивную войну с антигосударственным терроризмом.

2. Стремительное ухудшение отношений между государствами или коалициями государств, резкое обострение военно-политической и стратегической обстановки в отдельном (конкретном) регионе мира.

3. Постепенное втягивание России или любого другого государства в военные конфликты, уже развязанные и развивающиеся в соседних с ней (ними) странах.

В первом и третьем из названных условий происходит относительно медленная, постепенная подготовка к локальной войне, характерно наличие определенного угрожаемого периода. Во втором же случае происходит относительно внезапное нападение агрессора, угрожаемый период отсутствует или он незначителен по времени.

Что касается способов развязывания локальных войн, то они зависят, главным образом, от целей конкретной войны, особенностей военно-политической и военно-стратегической обстановки, от значения определенного региона в планах вероятных противников, характера отношении и степени остроты противоречии между ними, от состава, состояния и оснащения вооруженных сил двух "оппонентов", от боевых свойств и особенностей местности начала вооруженных столкновений, и даже от степени их скрытности, хитрости и коварства.

Наиболее характерными (типичными) способами развязывания современных локальных войн и вооруженных конфликтов являются:

а) прямое открытое нападение одной или нескольких стран на суверенное государство (Суэцкий кризис 1956 г., нападение Израиля на Египет, Сирию и Иорданию в 1967 г., нападение арабской коалиции на Израиль в 1973 г., нападение Ирака на Кувейт в 1990 г.);

б) использование для ввода войск марионеточных режимов (вьетнамская война);

в) нападение на суверенную страну вооруженных формирований, подготовленных на территории сопредельных стран (война в Анголе, конфликт в Никарагуа);

г) развязывание боевых действий локальными группировками с последующим усилением их за счет метрополий (войны в Алжире и Мозамбике);

д) интенсивные антиконституционные действия отдельных сепаратистских, террористических, бандитских и иных экстремистских организаций и движений внутри государства, федерации (Россия, Югославия, Афганистан).

Внутригосударственный вооруженный конфликт в силу растущей поддержки извне может превратиться в интернационализированный внутренний вооруженный конфликт (Вьетнамская война, Карибский кризис, война в Эфиопии, гражданские войны в Анголе, Афганистане).

Первоначально небольшой по масштабу вооруженный конфликт может перерасти в длительную и кровопролитную локальную войну, вовлекающую в себя все возрастающее число средств ведения вооруженной борьбы (пограничная война между Эквадором и Перу в 1995 г., события в Нагорном Карабахе, Абхазии и Чечне).

В то же время вооруженный конфликт может начаться в широком масштабе с участием в нем всех или значительной части вооруженных сил противоборствующих сторон (ирано-иракская война, арабо-израильские войны).

Участие советского и российского военного компонента в локальных войнах и вооруженных конфликтах может рассматриваться в следующих формах:

моральная и материальная поддержка одной из сторон вооруженного противостояния (большая часть национально-освободительных движений);

непосредственное участие войсками (силами) в ведении боевых действий внешнего или внутреннего характера (Китай, Афганистан, Корея, Египет, Сирия, Эфиопия, Сомали, Чечня);

участие в ограниченных по времени военных действиях штатными соединениями Вооруженных Сил (Венгрия, Чехословакия);

косвенное участие в боевых действиях составами военных советников и специалистов (Ирак, Ливия, Ливанский кризис 1982 г.);

участие в вооруженном конфликте в качестве сдерживающей силы ("силы устрашения") – Карибский кризис;

участие в составе миротворческих сил (Приднестровье, Таджикистан, Грузия, Босния, Югославия и т. д.);

участие в приграничных вооруженных столкновениях (конфликты с Китаем в 1969г.);

участие отдельных граждан России в качестве наемников (несанкционированное участие) – бывшая Югославия, Нагорный Карабах, Таджикистан.

При анализе последствий локальных войн и вооруженных конфликтов важно учитывать и некоторые особенности современного мира:

а) заметное снижение угрозы новой мировой войны и рост опасности локальных войн и вооруженных конфликтов;

б) переход от биполярного к многополярному миру, что сразу же выявило массу "тлеющих углей", которые при отсутствии "советской угрозы" сразу же стали воспламеняться, превращая места их "дислокации" в зоны реальных или потенциальных вооруженных конфликтов;

в) трансформация ведущих военных и политических организаций мира (ООН, ОБСЕ, НАТО) в своеобразную "надстройку" над центром силы для нейтрализации зон нестабильности. Не исключена возможность образования в будущем на базе "голубых касок" общемировых вооруженных сил быстрого реагирования или полицейского типа;

г) сохранение потенциальной возможности перерастания внутренних вооруженных конфликтов в локальные войны;

д) зависимость большинства стран от "элитных" государств, то есть великих держав;

е) разногласия между странами с высоким и низким демографическим потенциалом;

ж) обострение противоречий между странами-экспортерами и странами-импортерами ценного стратегического сырья;

з) сокращение природных запасов сырья и обострение экологических проблем;

и) расширение НАТО на Восток при пассивном "участии" России;

к) применение внешней силы (без санкции ООН) вне зоны ответственности НАТО.

Любое явление предполагает его сравнение с каким-либо эталоном. С чем можно сравнить войну? Каким инструментом можно измерить ее последствия? Здесь может быть несколько подходов.

Наиболее общий философский подход к оценке последствий войны предполагает ее рассмотрение как относительно самостоятельного, целостного явления.

С этой точки зрения последствия войны могут быть только негативными, поскольку война – это всегда гибель и увечья людей, разрушение и утрата материальных и культурных ценностей, ущерб окружающей среде, деградация общества. Все остальные подходы к оценке любой войны и ее последствий по сути дела сводятся к оценке действий и результатов, достигнутых сторонами либо одной из сторон, либо такая оценка производится с точки зрения выгод или ущерба, понесенных ориентированными на эту войну субъектами политики.

Причем под субъектами политики понимаются государства, коалиции либо социальные группы; под ориентированными на войну субъектами политики – непосредственно не участвующие в войне государства и лица, но заинтересованные в том или ином ее исходе.

Широко известен подход к оценке войн как справедливых и несправедливых. Представляется, что война как сложное социально-политическое явление не может оцениваться так однозначно.

Война – как организованное двустороннее противоборство – всегда предполагает, что одна из сторон нападает, другая обороняется. Та сторона, которая развязала вооруженный конфликт, как правило, признается агрессором, то есть ее действия несправедливы, ибо нет таких справедливых целей, ради которых стоило бы развязывать войну, убивать и подвергать страданиям массы людей.

Что касается оценки войн по шкале прогрессивные–реакционные, то такая градация тоже представляется лишенной достаточно рационального содержания, так как очень трудно найти в истории войну, в результате которой были бы достигнуты только прогрессивные цели.

Если оценивать войну как инструмент политики, то также следует признать, что такой инструмент, как правило, неэффективен, так как его применение не всегда дает планируемый результат, а затраты и издержки огромны.

В этой связи хотелось бы кратко остановиться на вооруженном конфликте в Косово (1999 г.). В течение почти 80 дней натовская авиация наносила массированные ракетно-бомбовые удары по этому югославскому краю. Как оценить данный вооруженный конфликт? Какими критериями его можно измерить?

Нет сомнения в том, что действия НАТО грубо нарушили основополагающие принципы Устава ООН, Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 г., поддержанного самим же альянсом Хельсинкского документа СБСЕ 1992 г. и Лиссабонского документа 1996 г.

Все они предусматривают принцип невмешательства во внутренние дела другого государства, взаимное уважение суверенитета и территориальной целостности, разрешение международных споров только мирным путем и возможность применения силы исключительно на основе резолюции Совета Безопасности ООН.

Кроме того, спланированные и целенаправленные бомбардировки НАТО гражданских объектов и связанная с ними гибель мирных жителей представляли собой попрание Гаагской и Женевской конвенции 1907 и 1949 гг. и Дополнительных протоколов к ним 1977 г. о защите жертв войны, а также Конвенции о защите культурных ценностей в случае вооруженных конфликтов 1954 г. Все это несовместимо с нормами международного гуманитарного права.

Действия НАТО против СРЮ имели ярко выраженную антигуманную направленность и привели не к устранению, а к эскалации нарушений прав человека.

Примечательно, что своими действиями НАТО нарушила также собственный учредительный Договор (Североатлантический договор 1949 г.), предусматривающий возможность применения альянсом силы только на территории стран-членов и только в ответ на нападение на кого-либо из ее членов, а также признающий "главную ответственность Совета Безопасности ООН за поддержание международного мира и безопасности".

Попытки задним числом оправдать эти нарушения ссылками на известное решение Вашингтонского совещания НАТО являются неправомерными хотя бы потому, что это решение не может отменять положений Североатлантического договора, ратифицированного парламентами стран – участниц альянса.

Более того, военные действия против Югославии полностью подпадают под определение агрессии, утвержденное Генеральной Ассамблеей ООН в декабре 1974 г. В нем говорится, что "в качестве акта агрессии будет квалифицироваться... бомбардировка вооруженными силами государства территории другого государства или применение любого оружия государством против территории другого государства".

При этом "никакие соображения любого характера, будь то политического, экономического, военного или иного, не могут служить оправданием агрессии". (Остается лишь недоумевать, как мог Совет Безопасности ООН не подвести под определение агрессии действия НАТО во время голосования резолюции, предложенной Россией в связи с началом бомбардировок Югославии.)

Понятно, что члены альянса, и, прежде всего, США, великолепно просчитали последствия конфликта. Они не скрывают, что скоротечная карательная экспедиция против Югославии отнюдь не закончилась, она лишь перешла в новую, затяжную фазу. И дело здесь даже не в том, что последствия кампании придется расхлебывать нескольким поколениям.

Главное же, что в свете этнополитической и конфессиональной специфики региона положение на Балканах сегодня намного хуже, чем оно было до конфликта. Под "пороховой погреб Европы" заложена мина огромной мощности. По всей видимости, такая мина американцам нужна, – ведь она – гарант американского присутствия за тысячи миль от родных берегов.

Понятно и другое: у Вашингтона и его союзников есть веские аргументы в пользу "справедливости и гуманности" своих действий. Но тут, на наш взгляд, важно иметь в виду следующее: в канун нового тысячелетия государства и их лидеры должны хотя бы попытаться преодолеть расхождения в оценках добра и зла, хорошего и плохого, полезного и бессмысленного.

Из подобного расхождения, как справедливо отмечает известный политолог академик Г. Шахназаров, из непонимания мотивов, которыми руководствуются стороны конфликта, рождается "неуправляемый ход событий, ведущий ко всеобщей катастрофе".

Последствия и итоги любых войн и вооруженных конфликтов – это лишь небольшая часть широкого спектра явлений и событий, которые этими войнами вызваны. Все они (явления и события) составляют сложную систему разнообразных политических, социальных, экономических, культурных, демографических и военных факторов, существенно влияющих на послевоенную ситуацию в субрегионе, регионе или в планетарном масштабе (в зависимости от "массовости" конфликта).

Наиболее законченную форму система приобретает в результате "большой" войны, – классическим образцом здесь могут служить мировые войны. Система последствий локальных войн и вооруженных конфликтов по набору элементов содержания фактически мало чем отличается от последствий "больших". Она может быть представлена в следующем виде:

социально-политические последствия;

гуманитарные;

экономические;

экологические;

последствия для военной организации общества.

Вариантов исхода войны может быть множество, однако все они могут быть сведены либо к победе (поражению), либо к той или иной форме компромисса.

Победный исход предполагает, с одной стороны, принуждение противника к прекращению сопротивления, с другой – высокую степень реализации политических целей, которые могут быть достигнуты и без собственно военной победы. Победный исход позволяет победившей стороне диктовать условия послевоенного мира, в которых, как правило, проявляются и реализуются истинные цели и причины войны.

Что же такое результаты и последствия войны? Под ними следует понимать, на наш взгляд, степень реализации целей войны непосредственными ее участниками с обеих сторон (как некое равнодействующее значение).

Если результаты войны можно оценить по текстам мирных договоров, то процедура оценки последствий войны гораздо сложнее и предполагает анализ и сравнение предвоенной и послевоенной военно-политической обстановки в субрегионе, регионе или мире в целом.

Очевидно, что последствия локальной войны или вооруженного конфликта можно оценить лишь спустя определенное время, когда послевоенная ситуация приобретает некоторую стабильность. Причем процедура оценки результатов и итогов войны должна обязательно включать в себя анализ причин войны и целей сторон.

При этом важно всегда учитывать, что победу (поражение) в конкретной войне или вооруженном конфликте празднуют (оплакивают) не только и не столько непосредственные их участники, но, прежде всего, великие державы (коалиции держав, военно-политические блоки, поддерживающие противоборствующие стороны). Не секрет, что именно "руками" непосредственных участников они пытались достичь своих глобальных военно-политических и военно-стратегических целей в мировом военно-стратегическом противостоянии того времени.

Если же теперь попытаться выработать типовой подход к оценке результатов локальных войн и вооруженных конфликтов с участием советского и российского военного компонента или, другими словами, дать методику оценки результатов этого участия, то структурная схема будет наполнена следующими типовыми и частными составляющими:

1. Достижение политических целей: захват территории; смена политического (государственного) руководства; освобождение от военно-политической зависимости (уязвимости); восстановление международного (регионального) мира; удовлетворение национальных (идеологических) интересов; разгром антигосударственных террористических организаций; соответствие (несоответствие) международному праву.

2. Достижение военных целей: стратегических; оперативно-стратегических; оперативных; оперативно-тактических; тактических; наступательных (оборонительных); отсутствие выраженного военного успеха.

3. Масштабы противоборства: прямое участие воинских контингентов; участие в боевых действиях советников и специалистов; выполнение миротворческих функций; оказание военно-экономической помощи и (или) морально-политической поддержки.

4. Соотношение потерь в живой силе и технике: количество потерь в абсолютных цифрах; соотношение потерь противоборствующих сторон.

5. Пространственно-временные характеристики военных действий: высокая интенсивность; средняя интенсивность; низкая интенсивность; скоротечные и затяжные; коалиционные и одно государство против другого.

6. Последствия войны: социально-политические; гуманитарные; экономические; экологические; для военной организации общества.

7. Другие критерии: применяемые средства ведения войны; решение задач в ближнем зарубежье; проведение военных операций внутри государства.

Если говорить о типовых и частных аспектах в содержании локальных войн и вооруженных конфликтов с участием советских и российских войск, то, на наш взгляд, вначале следует отметить, что это содержание носило главным образом политический (частный) характер с одновременным решением военных задач.

Политический характер выражался в оказании со стороны СССР "интернациональной" или "братской" помощи странам социалистического лагеря, а также странам третьего мира, вставшим на путь социалистической ориентации; в наведении конституционного порядка на территории РФ; борьбе с международным терроризмом.

Для решения конкретных боевых задач создавались соответствующие группировки Вооруженных Сил СССР (позже Российской Федерации), которые применялись непосредственно в боевых действиях (Венгрия, ЧССР, Китай, Корея, Эфиопия, Ангола, Афганистан, Таджикистан, Чечня и т. д.).

При этом цель ведения боевых действий носила решительный характер – разгром противника (или его разоружение), ведение операций в тесном взаимодействии с национальными (правительственными) войсками по уничтожению "контрреволюционных" банд и сил "бандформирований", захват и удержание под своим контролем важных стратегических объектов, территорий, смену при необходимости политического руководства (правящего режима). Продолжительность действий в данном случае весьма различна.

Анализ советского и российского "участия" показал, что для создания объективно благоприятных условий для разгрома противника и достижения решительных военно-политических и стратегических целей, причем в короткие сроки, военные контингенты оснащались современными видами оружия и военной техники. Однако определенные военно-политические условия, а также специфические особенности ТВД (Афганистан, чеченские кампании 1994-2000 гг.) не позволяли Вооруженным Силам СССР/РФ решать задачи в установленные сроки.

Затрагивая частные аспекты в содержании войн и конфликтов с участием советского и российского военного компонента, следует отметить, что они коренным образом влияли на ход и исход военных операций и характеризовали в конечном счете их содержание в особых условиях.

К частным (не типичным) аспектам следует отнести: отказ от применения унифицированных линейных частей и соединений; специальную подготовку личного состава для действий в конкретных условиях боевой обстановки на специфическом ТВД; особую организационно-штатную структуру соединений и частей с использованием "нетипичного" вооружения; специальные виды обеспечения боевых действий; широкое применение командирами, штабами и войсками нестандартных, отличных от классических, форм и методов боевых действий, которые наиболее полно соответствовали тактике действий противника; тесное и четкое взаимодействие всех участвующих в боевых операциях войск (сил); всемерное и постоянное укрепление политико-морального состояния и психологической устойчивости военнослужащих, разъяснение им особенностей театра войны, обычаев и нравов местного населения, сложившуюся обстановку в угрожающем регионе.

Нарушение вышеуказанного частного в типовом оперативно-стратегическом (оперативно-тактическом) содержании локальных войн и вооруженных конфликтов не позволяло выполнять поставленные задачи в установленные короткие сроки и с наименьшими потерями личного состава и боевой техники. Как следствие – затянувшаяся первая чеченская война в значительной степени подорвала престиж Российских Вооруженных Сил как внутри страны, так и за ее пределами.

Как известно, независимость Чеченской Республики была провозглашена в нарушение политических и правовых актов законодательства РФ. Незаконные вооруженные формирования получили статус чеченских вооруженных сил.

В Грозном стали разрабатываться всевозможные планы силового давления на Москву. В отряды Д. Дудаева съезжались наемники из государств СНГ и дальнего зарубежья, в Чечне со временем нашли убежище более сотни опасных преступников. Чеченская армия к моменту начала операции имела современное бронетанковое, артиллерийское и стрелковое вооружение, а также несколько десятков учебных самолетов, которые можно было использовать для нанесения ударов с воздуха.

Оружие и военную технику Грозному частично передала Российская армия, частично его захватили силой на складах российских воинских частей в Чечне, частично приобрели на деньги, полученные в основном незаконным путем. К концу 1994 г. сложились такие объективные предпосылки, что сохранить конституционные нормы РФ на территории Чеченской республики стало невозможно без разоружения всех незаконных вооруженных формирований дудаевского режима. Территориальная целостность Российской Федерации оказалась под угрозой.

В сложившейся обстановке в соответствии со ст. 88 Конституции РФ в ноябре-декабре 1994 г. были изданы Указы Президента РФ № 2137с "О мероприятиях по восстановлению конституционной законности и правопорядка на территории Чеченской Республики" и №2166 "О мерах по пресечению деятельности вооруженных формирований на территории Чеченской Республики и в зоне осетино-ингушского конфликта".

Была создана группа руководства по разоружению и ликвидации вооруженных формирований, введению и поддержанию режима чрезвычайного положения на территории Чечни, которую возглавил тогдашний министр обороны РФ генерал армии П. Грачев.

Перед этой группой ставились задачи:

1. Стабилизировать обстановку в Чечне.

2. Разоружить незаконные вооруженные формирования.

3. Восстановить законность и правопорядок в соответствии с законодательными актами РФ.

Для выполнения поставленных задач была создана Объединенная группировка войск. Замысел операции предусматривал ее выполнение в четыре этапа:

1. В течение семи суток (с 26 ноября по 6 декабря 1994 г.) создать группировку сил и средств МО, ВВ МВД Российской Федерации на трех направлениях: моздокском, кизлярском и владикавказском. К 5 декабря войскам (силам) занять исходные районы для проведения операции. Фронтовую авиацию и боевые вертолеты перебазировать на аэродромы применения к 1 декабря. Средства РЭБ привести в готовность к подавлению системы управления противника.

2. С 7 по 9 декабря с выдвижением трех войсковых группировок под прикрытием авиации по пяти маршрутам блокировать г. Грозный. Создать два кольца блокирования: внешнее – по административной границе республики и внутреннее – вокруг Грозного.

3. С 10 по 13 декабря действиями Южной и Северной группировок с разграничительной линией по р. Сунжа осуществить захват "президентского дворца" и других важных административных зданий.

4. В дальнейшем в течение 5-10 суток стабилизировать обстановку, передав участки ответственности ВВ МВД РФ.

Планирование такой операции осуществлялось впервые и имело некоторые особенности. Для ее проведения использовались соединения и части ВС, ПВ, ВВ, силы и средства ФСБ. Боевую задачу предстояло выполнять на территории одного из субъектов Российской Федерации.

Задача не была выполнена. Если брать за основу анализа неуспеха только военную сторону конфликта, то здесь рельефно просматривается пренебрежение именно частными аспектами в содержании проводимой операции. Не был востребован уже имеющийся опыт участия советских войск в локальных войнах и вооруженных конфликтах.

Далее (и что немаловажно): первая чеченская кампания проводилась под лозунгом восстановления конституционного порядка в мятежной республике. Что мятежной, то да, с этим можно согласиться. Что касается конституционного порядка, то здесь следует выделить ряд нюансов, к которым часто (и не без успеха) апеллируют как в самой Ичкерии, так и на Западе.

Что имеется в виду? Прежде всего, несовершенство самой Конституции. История СССР (России) с 1917 г. знает пять Основных Законов. При этом они "всенародно" принимались по воле лидеров государства – Ленина, Сталина, Брежнева, Горбачева и Ельцина.

Ибо в России – воля руководства есть высший закон, а закон не может быть ничем иным, кроме как записанной на бумаге волей начальства.

Это – к вопросу о легитимности Конституции. Теперь что касается непосредственно Чечни. В данном субъекте Федерации референдум по Конституции 1993 г. не проводился, значит, по идее, Чечня не находилась в рамках российского конституционного пространства, а потому и восстанавливать в ней было нечего.

Более того, Чечня и Федеративный договор не подписывала – даже промосковский режим Д. Завгаева его проигнорировал. Что это? Явная промашка Центра в правовом обеспечении государственности или его слабость и неспособность обеспечить истинные национальные интересы? А как соотнести с "целостностью" России соглашение о передаче Китаю приграничных "спорных" островов? Данную проблему можно развивать и дальше...

Суть же нашего размышления не в этом, хотя правильная политическая фразеология нередко дает положительный эффект прежде всего в пропагандистском плане: вторая чеченская война уже осуществлялась под совсем иными лозунгами, да и государственные мужи стали чуть мудрее. Они поняли главное – чтобы про "неделимость" и "целостность" не писали, а те, кто хочет отделиться, отделятся.

Вопрос о независимости решается на полях сражений. Границы государства совершенно не зависят от того, как юристы сформулировали тот или иной абзац документа. Они зависят от силы государства, его авторитета, его политического и экономического влияния.

Без силы нет права.

Когда страна слаба, рассуждения о величии – в лучшем случае самообман.

Так было и так будет.

Поэтому вопросы войны и мира, признания и непризнания чужого государства не могут регулироваться конституционным законодательством. Это из другой области.

Действующая Конституция, очевидно, запрещает нашей армии проигрывать войны, нашим дипломатам – принимать неверные решения, а государственным мужам – проводить бездарную политику.

Но ни генералы, ни дипломаты, ни политики от этого лучше не станут. И чем больше мы будем ссылаться на бумаги, предполагающие всеобщую гармонию, тем быстрее будем погружаться в хаос.

Выбраться из него – то же самое, что переписать Основной Закон, оставаясь в рамках прежнего мышления при слабой армии и отсталой экономике. Престиж государства – в способности защищаться, а к этому приложится и эффективная спецпропаганда.

Если же скрупулезно проанализировать типичную политику Москвы последнего десятилетия, то, как уже совершенно ясно, она характеризовалась абсолютным отсутствием сколько-нибудь серьезной программы в сфере региональных, а особенно межкавказских отношений.

Это привело к тотальной милитаризации Чечни и установлению там полулегального криминально-террористического режима, объединившего вокруг себя весь мыслимый и немыслимый человеческий сброд.

"Великочеченские" настроения ряда российских политиков и особенно пассивность Запада в перспективе могли привести к тому, что понадобились бы десятки миллионов человеческих жизней для обуздания исламских полков. Гитлеровские солдаты шли завоевывать мир с надписями на пряжках своих солдатских ремней "Got mit uns" ("С нами Бог"). Солдаты сильной и организованной чеченской армии вышили на своих шапочках "Аллаху акбар" ("Аллах велик").

Исламский терроризм может быть уничтожен с помощью международного сотрудничества. Его паутина (не имеющая ничего общего с настоящим исламом) уже оплела четверть мира. Христианский терроризм Гитлера (очень далекого от чистого христианства) зарождался и развивался на куда меньшей территории. Так что у критиков чеченской кампании слабо проводятся исторические параллели.

Нельзя отрицать, что опыт чеченской кампании (1994-1996) и последующих трех лет в федеральном Центре не был осознан и осмыслен. Чеченские события для большинства населения оставались непонятными и опасными, в то же время, вплоть до августа 1999 г., велись консультации о встрече президентов России и Чечни.

Все более-менее стало на свои места после того как на правительственном уровне было заявлено, что в Чечне мы имеем дело с международным терроризмом.

А ведь четкое понимание происходящих событий и есть ключ к решению проблемы. Поскольку совершались акты международного (исламского) терроризма, то Россия выступает вместе со всем мировым сообществом с целью его искоренения.

Именно мировое сообщество выработало принципы борьбы с террором и террористами на многочисленных международных и региональных встречах и конференциях, где Россия была полноправным участником. К тому же в стране в соответствии с президентским Указом появился нормативный документ о пресечении террористической деятельности.

Теперь относительно спокойно можно применять карательные меры. При этом необходимо исходить из простой аксиомы – Чечня была, есть и будет неотъемлемым субъектом Российской Федерации, по крайней мере, до конца 2001 г., когда, в соответствии с российско-чеченским договором (1997) планируется окончательно определить ее политический статус (надо полагать в рамках РФ).

Естественно, многие типовые факторы оперативно-стратегического и оперативно-тактического содержания локальных войн и вооруженных конфликтов в определенной мере изложены в соответствующих полевых (боевых) уставах и наставлениях. Частное же, как часть типового, не типичного, в существующих боевых документах отражено весьма поверхностно, неконкретно или вообще отсутствует.

На наш взгляд, частное в содержании локальных войн и вооруженных конфликтов необходимо исследовать, детально описывать и издавать в виде инструкций и наставлений для войск, причем как заблаговременно, так и непосредственно в ходе начавшихся боевых действий, своевременно внося соответствующие коррективы.

Анализ локальных войн и вооруженных конфликтов показал, что по своему военно-политическому и оперативно-стратегическому (оперативно-тактическому) содержанию они отличались большим разнообразием.

Теория и практика их развязывания, ведения и развития обогатилась не только новым политическим, военным и военно-техническим содержанием, но и различными факторами сокрытия истинной сути конфронтации, ее целей и путей выхода из кризиса.

Новым явлением в истории Российской Федерации стали вооруженные конфликты на ее территории и в странах ближнего зарубежья, в которые оказались втянутыми контингенты российских Вооруженных Сил самого различного состава. Все это настоятельно требует самого пристального анализа причинно-следственных связей возникновения конфликтных ситуаций и возможных путей их урегулирования.

Это важно еще и потому, что в соответствии с решениями Совета глав государств СНГ Россия является основным посредником в урегулировании вооруженных конфликтов на территории бывшего СССР и предоставляет военные контингенты для миротворческих сил.

По данным Министерства обороны РФ, на конец 90-х годов в миротворческой деятельности на постсоветском пространстве были задействованы значительные российские силы – среди них 17 мотострелковых и 4 воздушно-десантные бригады. В ходе выполнения этой миссии они потеряли около 100 человек убитыми и столько же ранеными.

В основе подготовки личного состава к боевым действиям в локальных войнах и вооруженных конфликтах должны лежать правильные, всесторонне выверенные представления о географии, масштабе и характере действий вероятного противника.

Войска, сориентированные на возможное их применение в том или ином регионе, должны заблаговременно пройти соответствующую специальную подготовку для эффективного решения нетрадиционных частных боевых задач.

Характер и содержание военных действий в локальных войнах и вооруженных конфликтах настоятельно требуют, чтобы в программе подготовки войск предусматривалась отработка не только типовых, но и частных способов решения задач.

Войска должны уметь действовать в населенных пунктах (особенно в пунктах с нетрадиционной застройкой), в горно-пустынной и горно-лесистой местности, уметь сопровождать колонны на контролируемой противником территории, блокировать его на базах и в опорных пунктах, вести профилактику террористических актов и диверсий.

При этом необходимо учитывать национально-этнические, религиозные и другие частные факторы, которые зачастую оказывают существенное и даже определяющее влияние на характер, способы ведения и исход военных действий.

Программа специальной (частной) подготовки войск должна, по нашему мнению, разрабатываться штабами соответствующих оперативных объединений применительно к конкретным условиям места и времени. Содержание программы необходимо своевременно корректировать с учетом развития военно-политической обстановки в регионе и прогноза развязывания локальной войны или вооруженного конфликта.

Содержание локальных войн и вооруженных конфликтов, в которых принимали участие советские и российские войска (силы), свидетельствует о необходимости дислокации в потенциально опасных регионах боеспособных войск (мобильных сил), постоянно готовых к решению внезапно возникающих задач. В комплектах вооружения этих сил особое место должно занимать высокоточное оружие. Его применение позволит избежать массового поражения гражданского населения.

Опыт второй чеченской кампании выявил еще одну важную особенность: необходимо правовое обеспечение деятельности группировки федеральных войск, особенно если они действуют на собственной территории. Остановимся на этом более подробно.

Начало событий (конец лета 1999 г.) на Северном Кавказе, связанное с вторжением на территорию Республики Дагестан проваххабитских вооруженных формирований из Чечни, и их дальнейшее развитие с проведением контртеррористической войсковой операции, проходило в сложной общественно-политической обстановке.

Она определялась, во-первых, отставкой правительства и процедурой назначения нового Председателя и утверждения структуры федеральных органов исполнительной власти. Только 16 августа 1999 г. Указом Президента РФ был назначен Председатель правительства, а день спустя, 17 августа, были утверждены, в соответствии с пунктом "д" статьи 83 Конституции РФ, министры силовых ведомств.

Многие негативные явления в организации разгрома вторгшихся в Дагестан бандформирований и управления наспех созданной группировкой войск обусловливались именно этими обстоятельствами. Во-вторых, реформирование Вооруженных Сил привело к значительному сокращению Сухопутных войск и практическому отсутствию боеготовых соединений и объединений. Более или менее боеспособные подразделения и части необходимо было передислоцировать на значительные расстояния.

Однако (и об этом особо отметим), несмотря на противоречивость обстановки, 16 августа Государственная Дума Федерального собрания Российской Федерации, рассмотрев положение на Северном Кавказе, приняла постановление "О ситуации в Республике Дагестан в связи с вторжением на территорию Республики Дагестан незаконных вооруженных формирований и мерах по обеспечению безопасности Республики Дагестан".

В нем давалась правовая оценка сложившейся ситуации и был намечен комплекс мер по уничтожению вторгшихся в республику вооруженных формирований. В документе, в частности, отмечалось, что события 2-3 августа 1999 г. в Цумадинском районе и 7 августа 1999 г. в Ботлихском районе Республики Дагестан, связанные с вторжением с территории Чеченской Республики незаконных вооруженных формирований и захватом ими ряда населенных пунктов, является посягательством на основы конституционного строя Российской Федерации и Республики Дагестан.

Отметив основные причины обострения ситуации на Северном Кавказе, Государственная Дума постановила считать свершившийся факт особо опасной формой терроризма с участием иностранных граждан, направленной на отторжение Республики Дагестан от Российской Федерации.

Далее в постановлении указывались направления деятельности правительства и Президента, для сохранения единства и территориальной целостности Российской Федерации.

Среди них: создание органа по координации деятельности федеральных и региональных ведомств в регионе Северного Кавказа; принятие безотлагательных и жестких мер по уничтожению вторгшихся вооруженных формирований и пресечению подобных попыток в будущем; рассмотрение вопроса о направлении части военнослужащих в Республику Дагестан для прохождения ими дальнейшей службы; проведение тщательного расследования обстоятельств, содержащих признаки насильственного захвата власти, организации вооруженного мятежа и других преступлений против основ конституционного строя, безопасности государства, жизни и здоровья граждан.

Дума потребовала от Президента и парламента Чеченской Республики официальной оценки событий и объяснения причин непринятия мер по пресечению деятельности на территории Чеченской республики международных террористических формирований.

Отметим при этом, что это постановление явилось первым правовым документом, который давал оценку событий на Северном Кавказе и определял основные мероприятия правительства РФ по их стабилизации.

Потери федеральных войск в Дагестане стали причиной принятия (25 августа) правительственного постановления "О дополнительных мерах по социальной защите членов семей военнослужащих и сотрудников внутренних дел, непосредственно участвующих в борьбе с терроризмом на территории Республики Дагестан и погибших (пропавших без вести) при выполнении служебных обязанностей".

Борьба с проявлениями антигосударственного терроризма в Дагестане заставила правительство активизировать деятельность Федеральной антитеррористической комиссии и 3 сентября 1999 г. внести изменения в ее состав. Правда, если быть объективным, эта комиссия (действовавшая "полуподпольно") так и не смогла внести существенную лепту в урегулирование чеченского конфликта.

5 сентября 1999 г. Государственная Дума вновь рассмотрела развитие событий на Северном Кавказе и приняла постановление "О ситуации в Республике Дагестан, первоочередных мерах по обеспечению национальной безопасности Российской Федерации и борьбе с терроризмом".

Действия правительства и Государственной Думы в эти дни совпали с варварскими и циничными по своей жестокости террористическими акциями в Москве, Буйнакске и Волгодонске, в результате которых погибли сотни мирных граждан.

Следы преступлений вели в Чечню.

Госдума постановила: повысить эффективность руководства действиями группировки федеральных сил в Республике Дагестан; принять меры по укреплению Государственной границы РФ в Кавказском регионе; обеспечить группировку федеральных сил достаточным количеством вооружений и военной техники; обеспечить полномасштабное целевое финансирование потребностей федеральных сил; принять меры по охране и обороне особо важных государственных объектов...

Итоги развития военного противоборства с началом проведения контртеррористической операции в Чеченской Республике были обсуждены в Государственной Думе 29 сентября 1999 г.

В принятом постановлении "О ситуации на Северном Кавказе" отмечалось, что Государственная Дума поддерживает решительные и жесткие меры правительства по вытеснению незаконных вооруженных формирований с территории Республики Дагестан и их полному уничтожению, а также борьбе с терроризмом на всей территории РФ. Не секрет, что принятое постановление должно было активизировать антитеррористическую деятельность государственных органов.

Активизация терроризма потребовала внесения изменений в некоторые уже существующие законы Российской Федерации. Так, 29 октября 1999 г. Государственная Дума приняла постановления "О внесении дополнений в Федеральный закон "Об оперативно-розыскной деятельности"" и "О внесении изменений и дополнений в статью 126 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР". 5 ноября правительство приняло постановление "О мерах по предотвращению проникновения на территорию Российской Федерации членов зарубежных террористических организаций, ввоза оружия и средств диверсий в установленных пунктах пропуска через Государственную границу Российской Федерации в пределах Северокавказского региона".

Успешное развитие контртеррористической операции на территории Чеченской республики и меры правительства РФ по выводу ее из глубокого политического и социально-экономического кризиса были одобрены Госдумой 29 октября 1999 г. Депутаты отметили, что меры правительства по урегулированию ситуации в Чечне соответствуют Конституции РФ и законодательству Российской Федерации. Пожалуй, необходимо было подумать и о введении военного (чрезвычайного) положения в республике.

Анализ показывает, что, пожалуй, впервые действия в Дагестане и проведение контртеррористической операции в Чеченской Республике получили более или менее необходимое правовое обеспечение. Однако доказать это мировому сообществу довольно сложно. Но это уже вопрос к юристам...

В заключение хотелось бы остановиться вот на каком вопросе.

Как уже отмечалось, за последние 50 лет советские (российские) военные специалисты по линии 10 ГУ ГШ и ГУ МВС МО РФ командировались в более чем 120 стран мира. Около 700 человек погибли, – и это без потерь оперативных группировок, которые создавались или для помощи "дружественным" странам, или для наведения конституционного порядка внутри собственных границ.

Однако в соответствии с приказами министра обороны № 300 от 1989 г. № 18 от 1991 г., а также Федеральным законом "О ветеранах" от 12 января 1995 г. № 5-ФЗ лишь в 19 случаях отечественные воины-интернационалисты могут законно считать себя "ветеранами".

Это около 60 тыс. военнослужащих, которые в строго ограниченные временные рамки (не понятно, по какому принципу определенные) находились в странах, где с помощью СССР велись боевые действия.

Это Алжир, Ангола, Афганистан, Бангладеш, Венгрия, Вьетнам, Египет, Йемен, Камбоджа, Китай, Корея, Лаос, Ливан, Мозамбик, Никарагуа, Сирия и Эфиопия. К ветеранам отнесены также участники событий на советско-китайской границе в 1969 г. (о-в Даманский и район озера Жаланашколь).

Даже при беглом анализе официальных документов бросается в глаза их определенная противоречивость, какая-то корпоративная замкнутость их составителей.

Период боевых действий зачастую ограничивается днями, хотя, как показывает опыт, после прекращения огня и до официального мира нередко проходят месяцы, а иногда и годы, в течение которых сохраняется напряженность и гибнут люди.

А как быть с участниками чехословацких событий 1968 г.? Потеряв около 100 человек, они лишены права быть ветеранами.

В то же время участники венгерских событий 1956 г., которые (события) по классификации конфликтов аналогичны чехословацким, достойно, законно и справедливо носят высокое звание воинов-интернационалистов – ветеранов.

Неужели критерий потерь (в Венгрии их было в 7 раз больше) стал определяющим для внесения того или иного "события" в Федеральный закон? По каким-то причинам из данного документа вычеркнута гражданская война в Никарагуа, хотя в приказах Министерства обороны четко указывается, что находящиеся там советские солдаты и офицеры принимали непосредственное участие в боевых действиях. Лишь чудом удалось избежать потерь.

А как прикажет Родина быть с вынужденными героями ядерной конфронтации – участниками Карибского кризиса 1962 г.? Они вроде бы есть, но официально их нет! А ведь это – более 40 тыс. человек, которые сгорели бы первыми в ядерном кошмаре, не дай Бог ему разразиться.

Есть вопросительные знаки и в отношении ирано-иракской войны. Тысячи советских специалистов ("холостые" – семьи в срочном порядке были эвакуированы) в течение почти 8 лет находились под постоянным иранским огнем, поддерживая мощь иракской армии. Это был тоже интернациональный долг, о чем, впрочем, неустанно повторяли на каждом "предкомандировочном" инструктаже высокие чины ЦК КПСС и военного ведомства.

Особое место в общей советско-российской конфликтогенности занимают внутригосударственные конфликты. После войны и вплоть до середины 50-х годов это была бескомпромиссная борьба армейских подразделений и сил безопасности с националистическими вооруженными формированиями в Прибалтике и в западных областях Украины и Белоруссии. Погибло более 25 тыс. бойцов и командиров.

Затем последовали кровавые события на Северном Кавказе, где количество жертв среди федеральных войск (сил) превысило 7-тысячную отметку. Статус названных конфликтов все еще находится в подвешенном состоянии. Хотя элементарная логика требует иного подхода.

Наконец, с 1992 г. более 50 тыс. российских военнослужащих приняли непосредственное участие в операциях по поддержанию мира (ОПМ) как на собственной территории, так и в странах ближнего и дальнего зарубежья. Безвозвратные потери на конец 1999 г. составили около 300 человек.

Участники ОПМ пока еще не имеют четких государственных гарантий (как, к примеру, в США), их права и обязанности носят временный характер, что не всегда отвечает интересам долга и психологического комфорта.

Понятно, что названные факты и события известны тем ответственным лицам государства, в компетенцию которых входит определение юридического и социального статуса "воина-интернационалиста", "воина-ветерана".

Понятно, что здесь имеется масса трудностей, как материального (экономического), так и психологического (личностного) порядка. Прежде всего (и это главное) необходимо раз и навсегда определиться – кто может считаться участником боевых действий?

Тот, кто действительно ходил в атаку или лично отражал воздушные налеты? Тот, кто уже прибыл в страну для непосредственного участия в возможных боевых действиях? Тот, кто, формально не участвуя в боях, подвергался постоянной опасности, работая в вооруженных силах воюющего государства? Или же тот, кто хотя бы один день провел в стране, где велись (ведутся) боевые действия?

Нынешние федеральные законы как раз и построены по последнему принципу. "Афганец" и тот, кто регулярно участвовал в операциях, глядя смерти в лицо, и тот, кто на пару дней прилетал в сравнительно благополучный Кабул с проверкой или по иным делам.

"Абсурд"! – говорят настоящие ветераны. Действительно, есть над чем призадуматься. Призадуматься всем – без лишних эмоций и амбиций.

И еще: мы должны смотреть в будущее, в грядущий XXI в. Скрупулезный анализ показывает, что и в перспективе будет иметь актуальность классический тезис К. Клаузевица о том, что война есть продолжение политики иными средствами.

Нет и не будет в чистом виде состояния мира и состояния войны. Общественное развитие – это череда больших и малых стычек, конфликтов и войн.

Трудно представить, но факт остается фактом: в последнем десятилетии XX в. было зарегистрировано 94 военных конфликта с участием более 80 стран мира. Руководителям РФ – это просто для информации.

Были надежды, что хоть частично названные "проблемы" решит новый документ "О внесении изменений и дополнений в Федеральный закон "О ветеранах"", принятый Госдумой 17 ноября 1999 г. (№ 40-ФЗ) и утвержденный главой государства 2 января 2000 г. Увы, этого не произошло.