23 мая, 2013

ГЛАВА 5. ЧЕРНОМОРСКИЙ ФЛОТ. КОМАНДИРСКАЯ ЗРЕЛОСТЬ

ЧЕРНОМОРСКИЙ ФЛОТ. КОМАНДИРСКАЯ ЗРЕЛОСТЬ

Город-герой Севастополь – гордость не только русских моряков, но и народов всего Советского Союза - встретил нас с Людмилой прекрасным солнечным днем. С душевным трепетом осматриваем Графскую пристань, площадь Нахимова, Приморский бульвар... Дух захватывает от гордости за славные боевые подвиги моряков, прославивших в веках этот исконно русский город.

Как на параде в кильватерном строю – отряд кораблей в Северной бухте. В городе морской порядок, чистота, цветы, многочисленные белые фуражки и бескозырки на офицерах и матросах, гуляющих по Большой Морской.

Мы, военные летчики, не выбирали места службы. Сама судьба водила нас по своему руслу... Мне везде было служить приятно и радостно. Отношение ко мне всегда в принципе было хорошее. Разные годы, разные самолеты, разные люди...

Кстати говоря, некоторые "сухопутные" летчики, в отличие от морских, опасаются летать над морем. Над сушей в случае чего можно сесть на вынужденную или выпрыгнуть с парашютом, а море есть море. Когда я начал службу на Бельбеке, аэродром там находился в нескольких сотнях метров от берега Черного моря. Прямо с моря заходишь на посадку. В отличие от Балтики, которую давно называют за цвет воды "седой", в полетах над Черным морем, когда нет шторма, из кабины самолета видны дно в бухтах, плавающая рыба. Черное море – прозрачное, бирюзовое, ночью красиво фосфорится в темноте.

...В штабе ВВС ЧФ командующий, Герой Советского Союза генерал-лейтенант Александр Алексеевич Мироненко, кратко ознакомив с обстановкой, изучил мою летную книжку, где было зафиксировано (под печатью), что я летал на самолете МиГ-19 ночью при минимуме погоды всего десять дней назад. Командующий одобрил регулярность моих полетов и предложил мне должность заместителя командира 62-го иап (истребительного авиационного полка), дислоцирующегося на аэродроме Бельбек.

Даю с благодарностью согласие, тем более что это единственный полк в Крыму, вооруженный первыми в СССР сверхзвуковыми самолетами МиГ-19. На такси с семейным "багажом" в два чемодана прибываем в штаб полка. Представляюсь командиру – подполковнику Абрамову Владимиру Сергеевичу, только месяц назад назначенному на эту должность после погибшего в катастрофе на МиГ-19 подполковника И.М. Гурковича.

Чувствую по разговору, что прибывший "чужак" командиру не по нутру, и точно, он мне говорит, что должность заместителя занята (командир своим приказом, согласовав с командиром 49-й дивизии полковником И.В. Карликовым, временно назначил заместителем помощника по воздушно-стрелковой подготовке подполковника Мула). Мне командир говорит: "Соглашайтесь поработать помощником".

После моего категорического отказа Абрамов ведет меня к командиру дивизии, штаб которой располагался рядом. Здесь встречаю то же отношение ко мне. Прошу разрешения выйти и позвонить командующему ВВС ЧФ о том, что в такой обстановке работать не буду. Жена на чемоданах сидит на проходной. "Минутку", – командир дивизии берет трубку телефона и докладывает командующему, не заглянув даже в мою летную книжку: "Мы с Абрамовым предложили прибывшему с Балтики майору должность помощника. Он проявил гонор и пытается доложить Вам, что он здесь работать не желает".

Я не слышал, что Мироненко говорил Карпикову, только вижу, что последний побледнел, встал, повторил дважды: "Так точно! Так точно!", положил трубку, вытер пот с лица и распорядился дать мне комнату и допустить к исполнению обязанностей первого заместителя: "Письменный приказ командующего получите завтра". Забегали начальники, меня с женой приглашают в летную столовую, накормили. Поселили нас с Людмилой в освободившуюся третью девятиметровую комнату в общей квартире того же подполковника Мула.

Утром на построении личного состава полка Абрамов представляет меня и приглашает в свой кабинет, знакомит с боевыми задачами полка, вероятным противником, с порядком взаимодействия с другими полками дивизии, ВВС флота, средствами управления Черноморского флота.

В нашей 49-й дивизии ВВС ЧФ три истребительных авиационных полка: 628-й – командир подполковник Воронов Владимир Иванович (в будущем генерал-полковник, первый зам. командующего ВВС Военно-морского флота СССР); полк на самолетах МиГ-17, аэродром Бельбек; 433-й – командир подполковник Рыхлов Константин Андреевич, полк на самолетах МиГ-17, аэродром Херсонес; наш 62-й иап – на самолетах МиГ-19. В Крыму, не считая минно-торпедной авиации, дислоцировалась Качинская, Керченская и Сакская авиадивизии, в каждой по три истребительных полка.

Приступаю к работе по должности. При детальном ознакомлении с летным составом полка констатирую: летчиков 1-го класса нет, летающих днем и ночью при минимуме погоды нет, летают мало и только в ПМУ (простые метеоусловия). Общая боязнь нового самолета после катастрофы командира полка Гурковича и много грубых предпосылок к летным происшествиям. Для тех, кто не связан с авиацией, поясню.

Грубые предпосылки – это такие нарушения и ошибки, которые могут привести к летному происшествию. Например, когда пилот уклоняется от заданного маршрута, путает свой позывной, дает неверную команду, допускает мелкие поломки, жесткую посадку и т.д. Грубые предпосылки обязательно учитывались и комментировались в отчетах.

Летные происшествия – это аварии (когда самолет не подлежит восстановлению, а летчик остается жив) и катастрофы (гибель самолета и летчика).

Сдаю положенные при перемещении на новое место службы экзамены, оформляю летную книжку, планирую необходимые для себя контрольные полеты по достигнутому уровню и при соответствующих перерывах в полетах. Докладываю командиру. Не тут-то было! Командир вручает мне свой план ввода в строй, где требуется выполнить пять провозных полетов по кругу, три полета в зону на пилотаж на УТИ МиГ-15, четыре – шесть самостоятельных полетов в простых метеоусловиях, по кругу, два самостоятельных полета в зону, один полет по маршруту и т.д.

"Такой ввод в строй для подготовленного летчика считаю оскорбительным, поэтому по вашей программе летать отказываюсь!" Абрамов срочно докладывает по телефону о моем отказе командующему, за что получает еще большую, чем командир дивизии, взбучку. А я получаю полную самостоятельность в полетах.

Мне все это очень неприятно, я вообще не скандальный человек, но за свой летный профессионализм всегда готов драться на любом уровне. Прохожу необходимые проверки, планирую и провожу командиров эскадрилий днем в сложных и ночью в ПМУ и СМУ. Зам. по летной подготовке и помощник командира по воздушно-стрелковой подготовке (оба летчики 2-го класса) старше меня на шесть–восемь лет. Они летают в ПМУ вместе с командиром полка, он тоже летчик 2-го класса, летал очень осторожно.

B.C. Абрамов – интеллигентный, красивый человек, участник Великой Отечественной войны на Балтике. В третьем боевом вылете был сбит, выбросился с парашютом в море. При спасении летчика, рассказывали, было маленькое морское и воздушное сражение между немецкими и нашими торпедными катерами и истребителями, которое шло четыре часа. Абрамова спасли наши катерники. Командир имел награды – один или два ордена Красной Звезды.

...Ускоренными темпами ввожу в строй днем и ночью в сложных метеоусловиях командиров эскадрилий, их заместителей. Особо отмечаю перспективного летчика Н.П. Мусатова. Появилась возможность дежурить и ночью. Летчики начинают получать 1-й класс (что в то время считалось наградой выше любого ордена).

Проходит ровно восемь месяцев. В авиации ВВС ЧФ идет страшная полоса аварийности. Меня вызывает командующий Мироненко и, несмотря на мой отказ, назначает старшим инспектором ВВС ЧФ с задачей: "Пресечь аварийность". Получаю в личное распоряжение самолет Як-18 с механиком. По плану, утвержденному лично командующим, летаю по дивизиям, полкам, оказываю помощь и в полетах, и особенно в методическом плане, работаю с руководящим составом.

В памяти, как в зеркале, полет с Абрамовым. Полетели днем в сложных метеоусловиях, с заходом на посадку не со стороны моря, как обычно, а со стороны гор. На посадочном курсе на удалении от аэродрома 40–50 км в облаках видим разрывы и, о ужас, мой командир вместо того, чтобы точно выдерживать курс по глиссаде снижения, делает попытку снижаться в дырку облаков. Даю команду из кабины инструктора: "Занять место на посадочном курсе!" Отвечает по СПУ: "Не волнуйтесь, я здесь за много лет изучил каждый камень". Беру управление на себя, пробиваем облака вниз, садимся. При разборе полета говорю (дословно): "Владимир Сергеевич! На посадочном курсе в облаках нужно точно выдерживать эту "святую" линию, иначе долго не пролетаешь. Жена и дети останутся сиротами". Саркастически улыбнулся мой командир, ничего не сказав, отошел от самолета.

Через пару недель, в начале апреля, командующий ВВС флота на Военном совете резко критиковал командиров авиаполков, которые не повышают свой уровень летной подготовки, отстают от подчиненных летчиков.

В очередной летный день, при минимуме погоды, B.C. Абрамов спланировал себя на боевом самолете и вылетел первым. Весь полет до выхода на посадочный курс проходил нормально, под контролем КП полка. Снижаясь, Абрамов начал уклоняться влево, где были разрывы в облаках, и, не реагируя на команды штурмана КП: "Доверните вправо на посадочный!", врезался в гору Чуфут-Кале... Трагедия в полку – за полтора года гибнет второй командир. Трагедия во всех ВВС Черноморского флота.

Командующего А.А. Мироненко вызывают "на ковер" в Москву. Появляется знаменитый приказ МО "Об аварийности в Вооруженных Силах СССР" с крутыми мерами.

В гибели B.C. Абрамова я, как старший инспектор ВВС, знавший его слабую летную подготовку и не принявший жестких действенных мер, часть вины взял на себя. Хотя в предыдущую ночь я летал на аэродроме "Веселое" – принимал экзамены в воздухе на 1-й класс у летчиков базирующейся здесь отдельной авиаэскадрильи и узнал о катастрофе на аэродроме Бельбек только спустя три часа.

Срочно прилетаю на закрепленном за мной Як-18 в штаб ВВС. Командующий приказывает мне принять командование 62-м иап, несмотря на мой категорический отказ с мотивацией: "Хочу жить", а "Бог троицу любит!" Поступает через неделю письменный приказ министра обороны, и с 27 апреля 1958 г. в возрасте 31 год, через десять лет после выпуска из училища, я стал командиром 62-го иап.

Зная архисложное положение дел в полку и переложив все хозяйственные дела на опытного начальника штаба подполковника Василия Иосифовича Пирогова (летчика-истребителя, участника войны, имеющего боевые награды за оборону Севастополя), я в первую очередь навел порядок в системе боевого управления, т.е. оттренировал расчеты КП, пунктов наведения истребительной авиации, установил тесную связь и взаимодействие с командирами бригад РТВ и ЗРВ (радиотехнических и зенитно-ракетных войск).

В первое время я, никому не доверяя, сам проводил воздушную разведку погоды, одновременно проверял уровень натренированности расчетов КП и ПН, снижался на бреющий полет над морем, уходил в район гор, ежедневно проводил с расчетами разборы. Только убедившись в надежности системы управления в полку, планировал и проводил интенсивную летную работу, каюсь, с некоторыми нарушениями.

Правда, в первые месяцы со стороны первого заместителя подполковника С.К. Никитина и замполита подполковника П.В. Карпенко (оба находились под впечатлением от прошлых катастроф, имели слабый уровень личной летной подготовки и были старше меня) я ежедневно встречал грубое сопротивление относительно введенного мной планирования полетов: четыре часа днем плюс четыре часа ночью (с перерывом в час).

Днем летает одна эскадрилья, ночью на тех же самолетах летает вторая эскадрилья, третья эскадрилья несет боевое дежурство. При такой системе большая нагрузка ложится на технический состав, средства обеспечения и систему управления. Но зато получается значительный выигрыш: увеличение налета за летную смену, быстрый рост уровня подготовки летного состава, меньшая утомляемость летчиков (вместо шести часов стартового времени, которые утверждены НПП – наставлением по производству полетов – они находятся на старте четыре часа), устойчивость и надежность системы управления полетами.

Укоры со стороны вышеуказанных моих заместителей нарастали до тех пор, пока я не вызвал их в кабинет и не предложил официально написать рапорты об уходе из полка как тормозящих дело. Отказавшись от моего предложения, с саркастическими улыбками без разрешения они вышли из кабинета. В тот же день прилетел командующий ВВС, заслушал мой доклад и утвердил решение командира полка.

Получаем новые самолеты МиГ-19СВ (высотный) и МиГ-19П (перехватчик) с улучшенным бортовым радиолокационным прицелом и НУРСами (неуправляемые реактивные снаряды). На МиГ-19СВ наш летчик Клевцов поднялся на 19 600 м, на так называемый динамический потолок. Самолет разгоняется на форсаже, оставлен малый остаток топлива, только для того, чтобы вернуться, плавно переходит в горку, пока не "зашатается".

Я набирал на МиГ-19СВ 19 200–19 300 м. На самолете не было тормозного парашюта, одного топливного бака, вооружение – всего одна пушка. Это был легкий самолет, предназначенный для того, чтобы на большой высоте уничтожить вражеского разведчика "Канберру", которая безнаказанно летала над территорией СССР в 1950-е годы, мы на этом МиГе достали бы наверняка. Отечественная боевая техника поднялась на новый уровень.

Значительно возрастает интенсивность летной работы, и соответственно растет нагрузка, особенно на руководящий летный состав. Списываются с летной работы и увольняются помощник командира по воздушно-стрелковой подготовке подполковник Мул и заместитель по летной подготовке подполковник Никитин.

На освободившиеся места назначаются: первым заместителем – прибывший из Военно-воздушной академии (первый в полку с академическим образованием) подполковник Жеретий Василий Иванович, заместителем по летной подготовке – подполковник Киргизов Павел Александрович. Заместителем по политчасти по моей просьбе был назначен старший штурман полка майор Куницын Николай Петрович. Также был сделан ряд других перестановок с повышением.

Полк заработал в полную силу, значительно повысилась классность летного состава. От прошлой скованности, перестраховки не осталось и следа. В выходные и свободные от полетов дни на стадионе (сами оборудовали) соревновались между эскадрильями по футболу, волейболу, баскетболу. Народ повеселел.

Жена полкового врача Виктора Степановича Пронозы – Нина Сергеевна, молодая обаятельная женщина с музыкальным образованием, предложила мне организовать хор летчиков полка. Даю добро, информирую только комиссара. Строю летный состав, командую: "Направо, в клуб офицеров шагом марш!"

В строю шепоток: "В чем дело? Куда и зачем ведет командир?" Встречает Нина Сергеевна, расставляет летчиков на сцене. Командир и комиссар выступают дуэтом в роли запевал. Под аккомпанемент рояля начинается разучивание песен. Сначала не получалось, некоторые молчали, усмехались. Пришлось сказать твердое слово "надо"!

А через несколько репетиций сами летчики с большой охотой шли на спевку. Через два месяца наш хор зазвучал в полную силу с репертуаром: "Легендарный Севастополь", "Гибель "Варяга", "Ноченька", "Смуглянка", "Эх, ты, удаль молодецкая" и т.д. Осенью на конкурсе хоровых песен в Доме офицеров Черноморского флота мы заняли первое место. Прекратились пьянки, семейные раздоры, сложился дружный коллектив.

Полеты, теоретическая учеба, семейные заботы, занятия спортом оставляли немного свободного времени. Но летчики интересовались новыми книгами, особенно популярны были ходившие из рук в руки наши и переводные зарубежные мемуары о Второй мировой войне.

Были среди молодых летчиков и такие разносторонне развитые люди, как Лев Михайлович Вяткин, позднее он стал летчиком 1-го класса, подполковником. Вяткин уже тогда владел иностранными языками, хорошо рисовал, играл на скрипке, писал статьи и очерки по истории и культуре. Ныне Лев Михайлович живет в Москве, публикуется в журналах, написал книгу "Трагедии воздушного океана" (М., 1999).

...Жене и дочери погибшего командира B.C. Абрамова предоставили квартиру в Евпатории. Я с женой и дочкой Ниной занял по наследству его трехкомнатную квартиру.

Но в жизни, как известно, не всегда все гладко проходит. При перехвате ночью над морем самолета Ту-16 из-за попадания в спутную струю самолета-цели теряет пространственную ориентировку и погибает летчик старший лейтенант Сердюков. Комиссия по расследованию катастрофы делает заключение: "Недоученность летчика".

Получаю в приказе командующего строгий выговор, возвращается представление на очередное воинское звание подполковник. Командующий ВВС ЧФ Александр Алексеевич Мироненко был уважаем как летчик и как человек. Звание Героя Советского Союза он получил в годы войны на Балтике. После первой катастрофы в моем полку Мироненко прилетел к нам, сам организовывал поиск.

На КП, где никого не было, я стоял перед ним по стойке "смирно" часа три. В это время командующий строго со мной говорил, учил меня, как быть командиром. Если я одну ногу расслаблял, он немедленно меня возвращал к стойке "смирно": "Как стоите!" Но я, конечно, остался благодарен командующему за поддержку, за урок, данный мне для того, чтобы предельно серьезно относился к безопасности полетов, берег людей. А.А. Мироненко сыграл большую роль в моем становлении как командира. Спустя годы, когда мы встречались с Александром Алексеевичем на различных сборах, совещаниях уже на равных, то обычно садились рядом, делились впечатлениями, вспоминали прошлое...

...Не снижая темпа летной работы, наращиваем количество подготовленных в полном объеме днем и ночью летчиков. Над акваторией Черного моря в нейтральных водах со стороны Турции участились полеты разведчиков, так как на территории Крыма формировалась и разворачивалась мощная система радиотехнических и зенитно-ракетных войск.

На аэродроме Кировское приступил к переучиванию полк на самолетах Су-9 (командовал полком Иван Иванович Максимов). Появилась необходимость рассредоточивать по зонам самолеты и маскировать их.

Ежедневно два-три раза приходилось из дежурных средств поднимать перехватчиков для предотвращения нарушений нашей границы. Самолеты-разведчики НАТО, конечно, пилотировали их лучшие летчики. Летчики нашего полка, среди них Мусатов, Вяткин и другие, встречались в небе с ними.

Многократные визуальные сопровождения нашими дежурными истребителями иностранных разведчиков над морем заставили выработать определенную тактику сопровождения и возможного уничтожения их в случае входа в наши территориальные воды. Ни в коем случае не ходить с ними близко во фронте, чтобы не быть сбитыми или сфотографированными. Ходили наши истребители все время так, чтобы держать противника в прорези прицела.

Блок НАТО все время прощупывал советскую противовоздушную оборону. Очень много самолетов приходилось поднимать на разведывательные воздушные шары – малоразмерные, высотные. Почти ежедневно – два-три вылета днем и один-два ночью на эти шары. Зенитно-ракетные средства по ним не применялись. Сбить такие шары очень трудно. Дальность обнаружения бортовым радиолокационным прибором была настолько мала, что летчик только увидит шар, а уже надо отворачивать. Мои летчики сотни раз и сбивали такие цели, и не сбивали.

Этими шарами нас буквально давили. Какие-то из них были с подвеской для фотосъемки, а какие-то без нее, просто для дезорганизации нашей системы обороны. Одним словом, холодная война шла своим чередом.

Мы отрабатывали групповую слетанность штатных звеньев, эскадрилий с выполнением маневра на аэродромы взаимодействия. Каждый Новый год, 4 или 5 января, в зависимости от погоды организовывался полковой вылет тремя эскадрильями, с маневрами по аэродромам, тем самым показывая, что полк начинает новый год боеготовым в полном составе 36 самолетов с подготовленными летчиками.

Кроме освоения аэродромов побережья Черного моря, таких как Саки, Евпатория, Кировское, Карагозы, Керчь, Крымское, дважды летали составом эскадрилий в Болгарию на аэродромы Балчик и Бургас, где я познакомился с командиром полка Любчо Благоевым – в будущем генерал-полковником, командующим авиацией Народной Республики Болгария.

Так проходили напряженные будни. Постепенно наращивался авторитет полка. По предложению районной партийной организации Севастополя меня избирают депутатом городского Совета.

До конца моих дней останется в памяти экстренное совещание руководящего состава флота и г. Севастополя по обсуждению и разоблачению "культа личности Сталина". С докладом выступил приехавший из Москвы партийный функционер Кириченко, как он сказал, по поручению лично Первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева.

Мы все уже были знакомы по газетным материалам с решениями XX съезда КПСС, но такой клеветы, такого грубого опорочивания нашего вождя, спасшего советский народ от фашизма, никто в зале не ожидал. Я видел побледневшие лица руководителей флота. В зале застыла гробовая тишина. По окончании доклада – переход к прениям. В поддержку докладчика выступили три-четыре политработника.

Командующий Черноморским флотом адмирал В.А. Касатонов отказался от выступления. На трибуну вышел старейший прославленный флотоводец, адмирал флота Ф.С. Октябрьский. Дрожащим голосом он сказал, что "до войны и в войну лично знал и верил товарищу Сталину и сейчас верю только его идеям, а вам, товарищ Кириченко, я не верю! Не верю также тому, кто вас сюда послал".

Октябрьскому стало плохо, он хотел выпить воды, поднял стакан и упал бы, если бы два дежурных офицера не подхватили его под руки и не увели со сцены.

Больше желающих выступить не нашлось. Отступая от сказанного и чтобы не было белого пятна в моей биографии, отмечу, что верил в ведущую и направляющую силу КПСС, честно 48 лет платил партвзносы, но никогда не стремился быть активистом. Мой рост носил чисто профессиональный характер по командирской линии. Несправедливость со стороны некоторых партийных руководителей, а ее за время моей службы было предостаточно, я переносил молча.

К И.В. Сталину, к его деятельности в годы Великой Отечественной войны я и сейчас отношусь с уважением. Изучение документов и мемуаров, общение с фронтовиками дает понять со всей очевидностью, что Верховный Главнокомандующий своим умом и твердым характером во многом помог военным выиграть войну. Я убежден в этом.

Забегая вперед, расскажу и один смешной эпизод. Член Военного совета (ЧВС) 8-й отдельной армии ПВО генерал-лейтенант Георгий Прокопович Данин (безобидный, всегда поддакивающий командующему А.И. Покрышкину) был вызван в Москву на какой-то партфорум.

Вернувшись в Киев, ЧВС собирает нас, коммунистов штаба армии, и говорит: "Товарищи, мы с вами на историческом пороге. На днях придет указание, и мы будем называть нашего любимого Первого секретаря товарища Никиту Сергеевича Хрущева вождем". Затем Г.П. Данин долго перечислял все его "великие заслуги".

Проходит некоторое время, опять наш ЧВС после поездки в Москву собирает нас и говорит: "Товарищи, этот прохвост Хрущев подвел меня, его сняли" и т.д. В зале смех! Я не сторонник возводить на кого-то хулу, видимо, такое было время в нашей богатой истории, а она, как известно, дама капризная.

Возвращаюсь к своей линии жизни. Ясно вспоминается роковой для могучей силы – истребительной авиации ВМФ СССР – 1960 год.

С января в число 1 200 000 человек, подлежащих сокращению в Вооруженных Силах, под "топор" попала ИА ВМФ. Только на территории Крыма расформировываются три авиационные дивизии. Самолеты МиГ-17, еще пахнувшие свежей краской, отправляются на свалку... Подготовленные летчики 1-го класса, молодые, здоровые, патриоты Родины и авиации, со слезами на глазах, сотнями – на улицу...

В Крыму остается единственный 62-й иап на самолетах МиГ-19 трехэскадрильского состава (40 самолетов, 60 летчиков).

К весне из гарнизона Бельбек (50 м от берега моря) начался массовый выезд семей из расформированных штаба 49-й дивизии, а также летного и технического состава 628-го иап.

К этому времени я имел уже двухлетний опыт руководства полком. Мой возраст – 33 года. Назначаюсь начальником гарнизона. Своим приказом определяю состав комиссии по распределению высвободившейся жилой площади во главе с замполитом майором Куницыным.

Оказалось, что для офицеров и сверхсрочнослужащих имеется квартир с избытком. Приходилось в приказном порядке некоторым техникам занимать двухкомнатные квартиры. Семейные летчики, как правило, получили трехкомнатные.

Убывший с семьей в Ленинград начальник штаба 49-й дивизии полковник Евлампиев передал занимаемый им четырехкомнатный коттедж с садом в мое распоряжение. Туда я и переехал со своей семьей. Рядом школа, дочка Нина пошла в первый класс.

Неподалеку от нас – героическая, вошедшая своим подвигом в историю Великой Отечественной 30-я морская батарея с 305-мм орудиями. Еще один сосед – винодельческий совхоз имени Софьи Перовской.

С июня по август к нам в сад площадью 0,6 га приходили и уходили с полными ведрами жены моих заместителей и командиров эскадрилий. Собирали для своих семей вишню, абрикосы, персики, сливу, яблоки, виноград. Этот райский уголок расположен в 200 метрах от берега моря и 800 метрах от аэродрома, на берегу речки Бельбек. Таких коттеджей имелся всего десяток, они были построены для руководящего состава дивизии, а при освобождении их передавали ветеранам полка и многосемейным сверхсрочнослужащим старшинам.

Встречаю делегацию во главе с Первым секретарем Севастопольского горкома КПСС, с ним человек 15 агроспециалистов и сосед – директор совхоза им. Софьи Перовской В.И. Манько. Они показывают мне план отчуждения земли в прилегающей к аэродрому Юхриной балке, площадью 120 га, под виноградники.

Приглашаю замполита Куницына и начальника особого отдела капитана Тихолозова. Вместе решаем, что делать, затем докладываю командующему ВВС ЧФ Мироненко. Получаю "добро", втроем подписываемся под актом передачи с условием, чтобы ближайшие от ВПП 20 м, а это десять рядов длиною 2,5 км столового винограда, принадлежали гарнизону. Через три года виноград созрел, и в выходные дни солдаты, офицеры с семьями под присмотром представителя совхоза пользовались этими дарами природы.

Несмотря на реорганизацию, полк не ослаблял, а продолжал наращивать боевую учебу на земле и в воздухе, благо, освободилось воздушное пространство, график летных дней и смен теперь составлялся по моему усмотрению. Мы готовились по всем направлениям деятельности к передаче полка в распоряжение 8-й отдельной армии ПВО, которую возглавлял трижды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Александр Иванович Покрышкин.

...Получаю телеграмму из Магнитогорска: "Срочно выезжай, умерла Настя!" Моя родная 36-летняя сестра скончалась при родах второго ребенка – гипертонический криз. Ни Настеньку, ни ребенка спасти не удалось... Она работала главным инженером швейной фабрики. После похорон муж сестры, отец первого четырехлетнего ребенка, заявил мне, что при его материальном положении подсобного рабочего дальнейшее содержание и воспитание сына не может быть обеспечено.

Забираю Володю, привожу в свою семью и, к моему удовлетворению, Людмила приняла его как родного сына. Живет парень в приволье три года, не получая от отца ни единой весточки. Решаем с женой усыновить Володю, чтобы в школу пошел уже с моей фамилией.

И вдруг неожиданно приезжает отец, предъявляет права на ребенка и увозит его в Магнитогорск. Оказывается, он, Владимир Игнатьевич Негода, женился на очень порядочной женщине, которая потребовала вернуть сына.

В последующие годы я ревностно следил за ростом и воспитанием своего племянника, а по окончании им средней школы направил Володю в Высшее военное Ставропольское летное училище имени маршала авиации В.А. Судца. В 1976 г. Владимир успешно закончил училище на самолете Су-15, а далее, пройдя все ступени служебной лестницы, вырос до заместителя командира корпуса по авиации. В звании полковника перевелся в Москву в Главную инспекцию Министерства обороны по безопасности полетов. Летает и сегодня на всех типах истребителей и вертолетах. Владимир – моя гордость.

...С ростом авторитета полка, естественно, продвигаются по службе и его руководители. С повышением на командира полка уходит П.А. Киргизов, а пару месяцев спустя на командира полка уходит второй заместитель В.И. Жеретий. На их место выдвигаю своих, выращенных командиров эскадрилий: Мусанова Николая Павловича (в будущем он станет хорошим командиром этого же полка) и Гаранина Станислава Петровича. Конечно, такое продвижение, по двум цепочкам, вселяло веру в будущее всему полковому коллективу.

На фоне главных хороших дел случались и "вывихи". Однажды приходит ко мне в кабинет начальник особого отдела полка капитан Тихолозов и говорит: "Николай Иванович, в дежурном звене летчики при передаче смены дежурства пьют спирт, домой приезжают пьяные". Я остолбенел: "Тимофей Григорьевич, если это правда, сделай так, чтобы я лично в этом удостоверился". Намечаем операцию "захвата на месте".

Утром на построении полка объявляю, что получил информацию от жен, что летчики после дежурства домой приходят "под мухой". Есть предположение, что сливается с самолетов спирт, поэтому старшему инженеру полка майору Кизилову даю указание, чтобы все слышали – в антиобледенительные спиртовые бачки сегодня же залить по 0,5 л ядовитой жидкости "И" (что это такое, все авиаторы знают). Кизилов под козырек: "Есть, товарищ командир!" Через час я попросил его вместо жидкости "И" взять у доктора марганцовки и окрасить спирт в бачках самолетов, заступающих в ДС (дежурные средства).

Получив через пару дней доклады о готовности, вместе с замполитом и доктором неожиданно появляемся в дежурном домике как раз в тот момент, когда летчики за час до смены напоили Рыжего – собаку–дворняжку, которая жила в "ДС". Она бегает, резвится – пьяная.

Удостоверясь в безопасности спирта, летчики развели его водичкой 50 на 50 и выпили. Собака, набегавшись на солнышке, под окном уснула. Спрашиваю: "Кто пил отравленный спирт?" Молчат. Доктору: "Немедленно в мою машину сажай обоих летчиков и в санчасти принимай меры к спасению немедленно! Собака-то сдохла!" Увидев лежащую без движения собаку, побледнев, летчики через 15 секунд убыли в санчасть, где врач Виктор Проноза сделал им клизмы. Осталась трезвая, только что заступившая пара. Приказываю командиру пары:

– Открой тумбочку.

Открывает.

– Бери отвертку.

Достает.

– Отверни винт от кроватной спинки.

Отворачивает.

– Вынимай шланг, через который откачивали из самолета спирт.

Вынимает. На нем свежие капли спирта. Деваться некуда, признались. Вот так оперативно работал начальник особого отдела капитан Тимофей Тихолозов.

Пьянки прекратились. Я никого не наказывал. Слух по гарнизону распространился немедленно, пошли подначки, а через некоторое время пристыженные любители спирта приходили ко мне извиняться, а жены летчиков благодарили.

Прибыли из училища молодые техники, среди которых оказались два перворазрядника по спортивным играм – Ежов и Кулахметов. Спорт в гарнизоне резко оживился. На стадион выходил весь гарнизон во главе с командиром полка. Жены и дети шли поболеть, каждый за свою эскадрилью. Так текла в гарнизоне счастливая летная жизнь.

6 апреля 1960 г. был объявлен днем начала передачи 62-го иап из состава ВВС ЧФ в состав 8-й отдельной армии ПВО. Штаб армии находился в Киеве, штаб 1-й дивизии ПВО – в Севастополе. Командир дивизии – генерал-майор авиации Титов Григорий Наумович, начальник штаба дивизии – полковник Жохов Александр Иванович, начальник политотдела – полковник Недобайло Сергей Владимирович.

При знакомстве с руководящим и летным составом дивизии заметил пристальный взгляд в мою сторону капитана – летчика-инспектора, который попросил аудиенции, когда прибудет в полк. Даю добро, и через пару дней на СКП – я руководил полетами – появляется капитан Геннадий Колупаев, с ним его неразлучный друг капитан Герман Бухгольц (его отец еще до войны был начальником Качинского летного училища).

Молодые, здоровые, веселые летчики, оба 1-го класса, просят запланировать на полеты в следующую летную смену. Изучаю летные книжки и даю указание заместителю запланировать по достигнутому уровню. Через несколько летных дней Колупаев просит моего разрешения возглавить и провести по маршруту эскадрилью. Лично проверив готовность, разрешаю. С задачей капитан справился отлично, а спустя два месяца Геннадий Васильевич был утвержден на высвободившее место командиром 1-й эскадрильи, которой он командовал около семи лет (в этот же период заочно закончил Военно-политическую академию имени В.И. Ленина).

В начале 1968 г. (в это время я уже работал в Киеве) списывается с летной работы командир полка, вооруженного самолетами МиГ-19П, в Василькове (близ Киева). При подборе кандидата на вакантную должность мой выбор пал на подполковника Г.В. Колупаева. По заведенным правилам назначение на должности командиров всех родов войск производилось только после личной беседы с командующим армии А. И. Покрышкиным.

В назначенный день привожу Колупаева в кабинет Александра Ивановича на беседу. На профессиональные вопросы ответы следовали четкие, толковые, но когда речь зашла об образовании, смотрю, мой шеф нахмурился и говорит мне: "Зачем привел ко мне политработника? Веди его к Данину!" Вступаю в защиту кандидата: "Семь лет командовал эскадрильей, хороший организатор, летчик экстракласса, а в политическую академию поступал только из-за того, что там легче вступительные экзамены и чтобы числиться с высшим образованием". Заулыбался мой шеф и спрашивает Колупаева: "Это так?" – "Так точно! – отвечает. – И если доверите командовать полком – не подведу!" – "Ну что ж, Вас рекомендует Москвителев, а он кадры армии знает хорошо, вам вдвоем и отвечать за положение дел и боеготовность полка. Ждите приказ о назначении", – попрощался Александр Иванович с Колупаевым, а со мной продолжал беседу еще минут 15.

Около четырех лет Геннадий Васильевич успешно командовал 46-м гвардейским полком, завоевал огромный авторитет у личного состава и руководства дивизии и армии.

В 1972 г. Колупаев назначается заместителем командира Брянского корпуса ПВО по авиации, а в 1974 г., когда я вступил в должность командующего авиацией Московского округа ПВО, полковник Колупаев стал моим заместителем. Успешно работал до 1978 г., получив звание генерал-майора авиации. Затем Геннадия Васильевича пригласил А.И. Покрышкин в ЦК ДОСААФ в качестве начальника отдела спортивной авиации.