1 марта, 2013

В СТРАНАХ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ

В послевоенный период на территории Восточной Европы возник ряд военно-политических кризисов, связанных по своей природе со становлением новых социалистических государств, опиравшихся во внутренней и внешней политике на Советский Союз. В целях их разрешения широко использовались регулярные воинские соединения и части Советской Армии и Военно-Морского Флота. Наиболее рельефно это отразилось на событиях в ГДР в конце 40-х – начале 60-х годов, в 1956 г. в Венгрии и в 1968 г. в Чехословакии.

ГДР

Конфронтация бывших союзников по антигитлеровской коалиции вокруг проблемы Западного Берлина начала развиваться сразу же после окончания второй мировой войны. Для советского руководства "четырехстороннее" военное присутствие в центре "восточной зоны" (а позже социалистического государства – ГДР) становилось "нетерпимым". В Москве начали вынашиваться планы изменения статуса города. Уже в январе 1948 г. Сталин прямо заявил: "Запад из Западной Германии сделает свое, а мы из Восточной Германии – свое государство!". По замыслу советского руководителя, в 1948 г. весь Берлин должен был стать "частью советской зоны оккупации".

Как известно, до этого (в феврале 1947 г.) президент США Г. Трумэн обнародовал известную "антикоммунистическую доктрину". Москва (в сентябре) ответила учреждением Коминформа. 5 июня американцы объявили о намерении вложить огромные финансовые средства в восстановление послевоенной экономики европейских стран, в том числе и Западной Германии ("план Маршалла").

И. Сталин расценил подобные действия как стремление Вашингтона упрочить присутствие в Европе и, несмотря на приглашение, отказался от участия в его осуществлении. Более того, он настоял на том, чтобы от американской помощи отказались и страны Восточной Европы. В противовес был создан Совет Экономической Взаимопомощи (СЭВ).

После объявления британским министром иностранных дел Дж. Бевином (в январе 1948 г.) о создании Западного Союза сроком на 50 лет с целью предотвращения "возможных попыток агрессии извне", Москва ответила вмешательством в "чехословацкие дела". В результате в феврале к власти пришло правительство К. Готвальда.

К проведению акции были подготовлены армия и милиция. Однако их участие не понадобилось. Пражские события продемонстрировали Западу, что СССР любыми средствами, включая силовые, намерен отстаивать собственные интересы на обширных территориях Восточной Европы, а также в Германии.

С 23 февраля по 6 марта 1948 г. в Лондоне проходила конференция представителей США, Великобритании, Франции, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга по германской проблеме. Ее итоговые документы подтвердили решимость западных стран создать самостоятельное западногерманское государство и интегрировать его в западный блок.

Сразу же в Москве был разработан план "контрольно-ограничительных мероприятий на коммуникациях Берлина и советской зоны с западными зонами оккупации Германии".

По сути он представлял собой программу давления на западных союзников путем введения транспортной ("кроме ограничений по воздушному сообщению") блокады западных оккупационных секторов Берлина.

Осуществление плана возлагалось на главнокомандующего Группой советских оккупационных войск (ГСОВГ) и руководителя Советской военной администрации в Германии (СВАГ) Маршала Советского Союза В. Соколовского (31 марта 1949 г. его сменил генерал армии В. Чуйков).

25 марта 1948 г. В. Соколовский подписал приказ "Об усилении охраны и контроля на демаркационной линии советской зоны оккупации в Германии", в котором начальнику транспортного управления Администрации предписывалось сократить до минимума движение пассажирских поездов и транспортов американских, английских и французских войск.

Через два дня в соответствии с его же приказом "Об усилении охраны и контроля на внешних границах Большого Берлина" вводились существенные ограничения на передвижения людей и перевозки грузов через берлинские границы.

15 апреля американской стороне было предложено эвакуировать войска связи, расположенные в советской зоне оккупации в Веймаре. 12 июня СВАГ под предлогом ремонта закрыла автомобильный мост через Эльбу.

16 июня советская делегация покинула заседание Союзной комендатуры Берлина. До этого маршал В. Соколовский объявил о фактической ликвидации Контрольного Совета как органа верховной власти союзников, осуществлявшего четырехстороннее управление послевоенной Германией.

24 июня под предлогом проведения "сепаратной" денежной реформы в западных зонах оккупации, а также в Западном Берлине, СВАГ объявила о прекращении "всякого снабжения" союзных секторов германской столицы. Запрещалось движение транспорта из Западного Берлина в Восточный и наоборот.

США, Великобритания и Франция обвинили Москву в установлении блокады Западного Берлина и организовали постоянно действующий воздушный мост по снабжению его жителей всем необходимым. Только за один день, 18 сентября 1948 г., американские и английские военно-транспортные самолеты доставили 7 тыс. т. продовольствия, горючего, снаряжения и других грузов.

Несмотря на это, жители Западного Берлина испытывали значительные трудности, особенно в связи с нехваткой топлива в зимний период. (Всего за время существования воздушного моста США и Великобритания доставили в германскую столицу силами авиации 1,6 млн. т. различных грузов.)

Во время блокады Западного Берлина соединения и части ВВС Группы советских оккупационных войск в Германии находились в повышенной степени боевой готовности. Однако они не имели приказа открывать огонь по транспортным самолетам недавних союзников.

И эта мера не была случайной. В период развития Берлинского кризиса Соединенные Штаты несколько раз (в январе, апреле и июне) приводили ядерные силы в полную боевую готовность к нанесению ударов по Советскому Союзу.

Специальный стратегический план на 1948 г. предусматривал применение 200 атомных бомб с целью уничтожения 70 советских городов.

На следующий год план под кодовым названием "Дропшот" допускал уничтожение уже 100 советских городов при помощи 300 атомных бомб. Чтобы противостоять подобной угрозе, в тот момент в СССР не было ни сил, ни средств.

Попытки ООН разрешить кризис оказались безуспешными. Между тем введение эмбарго в некоторых странах на торговлю с Советским Союзом, затем подписание в Вашингтоне (4 апреля 1949 г.) договора о создании НАТО вынудили Москву снять блокаду Западного Берлина, длившуюся 343 дня и составившую особую главу в истории холодной войны.

7 сентября 1949 г. первая сессия Национального парламента провозгласила создание нового государства – Федеративной Республики Германии (ФРГ). Войска США, Англии и Франции оставались на ее территории. Их взаимоотношения с новыми властями регулировались "Оккупационным статусом", который сохранял за оккупационными командованиями право "взять на себя" всю полноту власти в стране, если они сочтут это необходимым.

Вскоре началось создание западногерманской армии в составе 25 дивизий (по другим данным – 12 дивизий) В полную силу заработал "план Маршалла" в отношении ФРГ и Западного Берлина.

Параллельно в советской зоне оккупации шло формирование восточногерманского государства, которое завершилось 7 октября 1949 г. провозглашением Германской Демократической Республики (ГДР). Советская военная администрация в Германии передала принадлежавшие ей ранее функции управления временному правительству новой социалистической Республики... На немецкой земле возникло два германских государства с различным общественно-политическим строем.

Как известно, военно-политическая обстановка в мире заметно обострилась в связи с войной в Корее, которая разразилась в 1950 г. Многим немцам война представлялась не просто как региональный конфликт, а как инсценированная Советским Союзом "пробная война", сценарий которой может быть перенесен в любой момент на немецкую землю в связи с прямой параллелью между разделенными на две половины Кореей и Германией.

Сразу же после смерти Сталина в марте 1953 г. заявили о себе социально-экономические неурядицы в странах народной демократии. С особой силой они проявились в ГДР. Недовольство масс усиливалось полуголодным существованием, что стало результатом перегибов при создании сельскохозяйственных кооперативов и насильственного насаждения социалистических принципов в экономике.

Постоянно увеличивалось число беженцев в ФРГ и другие западные государства. Так, с января 1951 г. по апрель 1953 г. ГДР нелегально покинули 450 тыс. человек, среди которых несколько тысяч составляли члены правящей коммунистической элиты и Союза свободной немецкой молодежи.

Представители спецорганов докладывали в Москву, что внутри Социалистической единой партии Германии созданы оппозиционные группировки, стремящиеся заменить руководящий состав СЕПГ своими единомышленниками и проводить собственную политику.

Оппозиционеры действуют подпольно, проводят нелегально свои сборища, распространяют листовки антисоветского характера, в которых особый акцент делают на то, что "советские методы не могут быть механически перенесены на специфическую обстановку других стран".

В мае 1953 г. начались массовые волнения и открытое сопротивление властям среди берлинских рабочих, вызванные решением Совмина ГДР ускорить строительство социализма в стране за счет добровольно-принудительного повышения норм выработки на 10–15%. Подобная ситуация вызвала тревогу в Москве. В Берлин был направлен Л. Берия, чтобы на месте разобраться в причинах возмущений и оказать помощь в наведении порядка.

27 мая 1953 г. министр иностранных дел В. Молотов, курировавший ГДР, вынес вопрос о положении в Германии на заседание Президиума Совета Министров СССР. На нем, в частности, было отмечено, что без наличия советских войск существующий в ГДР режим непрочен.

МИДовцы предлагали "не проводить форсированную политику строительства социализма в ГДР". Примечательно, что при обсуждении этого вопроса новый министр внутренних дел Л. Берия предложил выбросить слово "форсированную". На вопрос: "Почему он так считает?" – последовал ответ: "Потому что нам нужна только мирная Германия, а будет там социализм или не будет, нам все равно".

К этому времени в Москву уже были вызваны уполномоченный МВД СССР по Германии и его заместители. Началось сокращение в семь раз самой службы. Коллегия МВД решила упразднить инструкторский аппарат в Германии. Кроме того, Л. Берия предложил считать курс на строительство социализма в ГДР "ошибочным". Для Советского Союза, заявил он, будет достаточно, если Германия воссоединится – пусть даже на буржуазных началах. Свою позицию он мотивировал частично и тем, что единая Германия станет серьезным противовесом американскому влиянию в Западной Европе.

С контрзаявлением выступил В. Молотов. Он подчеркнул, что вопрос, по какому пути пойдет страна в самом центре Европы, очень важен. Хотя это и "неполная Германия", но от нее многое зависит. Следовательно, надо взять твердую линию на построение социализма в ГДР, но не торопиться с этим.

По словам руководителя МИДа, отказ от создания социалистического государства в Германии будет означать дезориентацию партийных сил не только в Восточной Германии, но и в Восточной Европе в целом. А это, в свою очередь, откроет перспективу капитуляции восточноевропейских государств перед американцами.

Предложение В. Молотова поддержало большинство членов Президиума. В протоколах не зафиксированы результаты голосования. По воспоминаниям Н. Хрущева, лишь после окончания заседания в ходе продолжительной прогулки по Кремлю ему удалось убедить Л. Берию "окончательно отказаться от своих предложений".

2 июня 1953 г. было издано распоряжение Совета Министров СССР "О мерах по оздоровлению политической обстановки в ГДР". Через несколько дней (9 июня) политбюро ЦК СЕПГ, действуя в духе "московских решений", приняло постановление об исправлении создавшегося положения в стране.

В опубликованном коммюнике назывались первоочередные мероприятия в области снабжения, финансов, сельского хозяйства и административной политики. Отменялись некоторые ограничения в отношении "буржуазных элементов" в городе и деревне, распускались сельскохозяйственные кооперативы, основанные с нарушением принципа добровольности и т. д. Но было уже поздно. Обстановка в республике обострилась до предела.

16 и 17 июня стихийные забастовки и демонстрации прокатились по различным районам Восточного Берлина. Участников выступлений сразу же поддержали власти западных секторов города, самой ФРГ и ряда западноевропейских государств. Берлинские события стали началом цепной реакции: забастовки начались в 13 окружных, 97 районных центрах и 196 городах, они охватили 6 окружных, 22 районных и 44 прочих населенных пункта.

Следует отметить, что строительство социализма на немецкой земле вызвало явно негативную реакцию в западных столицах, которые больше всего опасались "агрессивного советского экспансионизма", получившего определенную легитимность в массах западной общественности после триумфальной победы СССР над фашистской Германией.

Отчасти западные державы были заинтересованы в поддержании перманентной напряженности на границах с ГДР, что объективно вело к дестабилизации внутренней обстановки в самой республике. Одним из путей достижения этой цели был избран метод агентурно-диверсионных действий, выражавшийся в массовой засылке агентов и шпионов как в места расположения ГСОВГ, так и в другие регионы Восточной Германии.

В этой связи представляет интерес одно из конфиденциальных писем (датированное 1 октября 1952 г.) генерала армии В. Чуйкова на имя верховного комиссара США в Германии. Председатель Советской Контрольной Комиссии в Германии, в частности, отмечал, что Западный Берлин превратился в "рассадник шпионской, диверсионной и террористической деятельности против Германской Демократической Республики и восточного сектора Берлина". Он также указывал на многочисленные случаи провокационных действий западной агентуры против представителей советской военной миссии.

По данным советской разведки, накануне июньских выступлений численность американских и английских военнослужащих в ФРГ увеличилась на 12 тыс. человек. Началось демонстративное выдвижение к границам ГДР танков, бронетранспортеров и другой "тяжелой боевой техники".

Американская радиостанция "РИАС" и армейские радиоустановки также переместились к границе и развернули широкую пропагандистскую кампанию против "социалистических порядков" в ГДР. Нередко они участвовали в координации действий повстанцев. Непосредственно в Западный Берлин прибыла группа влиятельных должностных лиц США.

Среди них: начальник разведки А. Даллес и его сестра Э. Даллес, занимавшая видный пост в госдепартаменте, генерал М. Риджуэй – бывший главнокомандующий многонациональными силами ООН в Корее и ряд других. Они были призваны тщательно изучать обстановку в ГДР и информировать американскую администрацию о формах и методах "восстановления демократии" в восточных землях, а также при необходимости оказывать помощь местной антисоветской оппозиции.

В этот период американские ВВС начали распространять в Берлине, других восточногерманских городах и в местах размещения управления и войск ГСОВГ всевозможные листовки и буклеты антисоциалистического и антисоветского содержания.

"Над рядом советских объектов ежедневно на низких высотах пролетают военно-транспортные самолеты Си-47, с которых сбрасываются листовки, содержащие враждебные выпады в отношении Советских Вооруженных Сил и социалистического строительства в Восточной Германии", – докладывал в Москву посол СССР в ГДР В. Семенов.

В ходе июньского "мятежа" в Восточном Берлине были подожжены и разграблены несколько предприятий государственной торговли, в ряде мест сорваны государственные флаги ГДР. В среде "путчистов" заметно выделялись хорошо организованные и вооруженные отряды.

Один из их членов, В. Кальковский, после ареста признал, что был заслан в Восточный Берлин с группой в 90 человек для "поджогов и грабежей магазинов" американским офицером Хивером. Другой задержанный, Г.-А. Нимец, сообщил, что его группа имела оружие и бутылки с зажигательной смесью, и перед переходом демаркационной линии была проинструктирована американским офицером.

В этой связи газета "Нойес Дойчланд", в частности, писала, что всплеск провокаций 17 июня во многом связан с активной деятельностью американской агентуры. Помимо диверсантов, по улицам и площадям Берлина долгое время разъезжал автомобиль за номером ЗН 2318 с двумя американскими офицерами, призывающими демонстрантов к совершению актов насилия и диверсий. Другой автомобиль за номером KB 027192 с американским офицером за рулем поддерживал связь между группами демонстрантов.

Итак, после Берлинского кризиса 1948–1949 гг. возник второй прецедент прямого военного столкновения двух сверхдержав. На острие конфликта вновь оказалась Группа советских оккупационных войск, которую с 26 мая 1953 г. возглавил генерал-полковник А. Гречко.

По указанию Москвы, командование ГСОВГ совместно с органами МВД ГДР должны были действовать "твердо и решительно". С этой целью в Берлин прибыла группа генералов МВД СССР во главе с Л. Берией и его первым заместителем генерал-лейтенантом М. Гоглидзе.

Уже утром 17 июня по указанию Л. Берии для блокирования границы с Западным Берлином по тревоге были подняты и выдвинулись в указанный район несколько стрелковых рот, находившихся в то время в столице. Затем во второй половине дня в Берлин из Ораниенбаума вошли части 12-й танковой и 1-й механизированной дивизий, ряда других соединений.

Одновременно правительство ГДР сосредоточило в городе крупные силы народной полиции, переброшенные из северных районов страны.

Демонстранты встретили советские войска лозунгами типа "Иван, убирайся домой!" и старыми немецкими флагами. Комендант советского сектора Берлина генерал-майор Дибрович ввел военное положение, фактически дав санкцию на применение оружия "в исключительных случаях".

Лично Л. Берия не исключал возможности применения тяжелой техники. Вот что вспоминал В. Молотов: "Берия был в Берлине на подавлении восстания – он молодец в таких случаях. У нас было решение применить танки... Помню, что решили принять крутые меры, не допустить никакого восстания, подавить беспощаднейшим образом. Допустим, чтобы немцы восстали против нас?! Все бы закачалось, империалисты бы вступили, это был бы провал полнейший".

По воспоминаниям бывшего военного контрразведчика генерал-лейтенанта И. Устинова, особых кровопролитий не было, "бунтарей" разгоняли снятыми поясными ремнями. Танки были выдвинуты к Бранденбургским воротам и, в целях предотвращения прорывов отдельных граждан из западной зоны в восточную, вынуждены были произвести в воздух несколько выстрелов.

При ликвидации уличных беспорядков силами советских войск и народной полиции ГДР было убито 8 и ранено около 100 немецких граждан, задержано 1313 чел. Потери советских войск составили 2 раненых военнослужащих. Народная полиция ГДР потеряла около 20 офицеров и солдат ранеными.

20 июня коменданты трех западных секторов Берлина (американского, английского и французского) выступили с резким заявлением протеста против применения силы советской стороной.

К I июля 1953 г. обстановка в ГДР в целом нормализовалась. В Берлине было отменено военное положение. Соединения и части ГСОВГ покинули населенные пункты, прибыли в места постоянной дислокации и приступили к плановой боевой учебе.

За образцовое выполнение задач командования многие офицеры и солдаты Группы советских войск были награждены орденами и медалями СССР и ГДР, удостоены благодарности главнокомандующего ГСОВГ. 3 августа 1953 г. А. Гречко было присвоено воинское звание "генерал армии".

Сразу же после событий 1953 г. при активной помощи Советского Союза стала создаваться Национальная Народная Армия (ННА) ГДР. Главным военным советником командования ННА был назначен бывший командир стрелкового корпуса генерал-лейтенант Д. Куприянов (1953–1955).

В дальнейшем его сменил генерал-лейтенант А. Нечаев (1955–1960), который, после образования 14 мая 1955 г. Организации Варшавского Договора, одновременно являлся старшим представителем главнокомандующего Объединенных Вооруженных Сил стран-участниц Договора.

Всего с 1953 по 1991 гг. в ННА выполняли определенные задачи 14220 советских военнослужащих, в их числе 578 генералов и адмиралов, 10 929 офицеров, 260 прапорщиков и мичманов, 574 чел. срочной службы и 1879 рабочих и служащих.

В свою очередь, на 1 января 1995 г. 14 309 немецких военнослужащих прошли обучение в советских и российских вузах (в том числе СВ – 4554 чел., ПВО – 2495 чел., ВВС – 1698 чел., ВМС – 1528 чел., тыла – 1074 чел. и др. – 2960 чел.).

В 1954 г. оккупационные функции советских войск в Германии были упразднены. ГСОВГ стала называться Группой советских войск в Германии (ГСВГ). Правовой основой ее пребывания на территории Восточной Германии явились: Договор об отношениях между ГДР и СССР от 20 сентября 1955 г. и Соглашение по временному нахождению советских войск на территории ГДР, подписанное 12 марта 1957 г. и действовавшее до объединения Германии. В 1957 г. охрана государственной границы ГДР была полностью передана немецким пограничным войскам.

Вместе с тем, говорить о полной стабилизации обстановки в ГДР было еще рано. Только в 1956 г. ежемесячно через Берлин в Западную Германию нелегально бежало в среднем до 30 тыс. чел., преимущественно квалифицированных рабочих, ремесленников, врачей, учителей, инженеров и крестьян.

Обратный поток не превышал 1,5 тыс. чел. в месяц – главным образом это были старики и инвалиды, желавшие возвратиться к "родным очагам" и получать соответствующие (повышенные) социальные льготы.

По докладу Ю. Андропова, уже 21 августа 1958 г. количество переходов интеллигенции из ГДР в Западную Германию по сравнению с 1957 г. увеличилось на 50%. За первые 6 месяцев 1958 г. "из Республики ушло 1000 учителей, 518 врачей, 796 человек из числа технической интеллигенции, а также ряд видных ученых и специалистов".

С 1950 по 1958 гг. население ГДР сократилось на 997,5 тыс. чел. Фактически открытая западная граница приносила государству немалый экономический ущерб, не гарантировала национальной безопасности. Потери Республики только в этих сферах к началу 60-х годов оценивались в 100 млрд. марок.

Под воздействием венгерских событий 1956 г. в стране усилились антиправительственные выступления и забастовки. Не секрет, что этому в немалой степени способствовали западные державы, спецслужбы которых нацеливались на дестабилизацию ситуации в Восточной Германии и дискредитацию "миссии" Советского Союза.

Для этого ЦРУ и британской разведке СИС необходима была полная информация о планах и намерениях советской стороны в Берлине и Восточной Германии в целом. С этой целью в 1951–1956 гг. ими была разработана и проведена операция "Берлинский туннель", суть которой состояла в проникновении и подключении к важнейшим линиям связи советских и восточногерманских учреждений через специально построенный глубокий туннель под советским сектором в Берлине.

Аналогичную операцию под кодовым названием "Серебро" западные спецслужбы провели в советской зоне оккупации Вены. Туннель, прозванный американскими разведчиками "Нора Харви", был фактически готов к апрелю 1956 г. Но воспользоваться им так и не удалось – "подземные работы" стали известны органам КГБ СССР.

В сложившейся ситуации правительство ГДР (при поддержке Москвы) пошло на принятие ряда мер по установлению жесткого контроля на границе двух германских государств, а также вокруг Западного Берлина.

Это привело к возникновению очередного (третьего) Берлинского кризиса, в ходе которого в качестве сдерживающей силы вновь выступили соединения и части Группы советских войск в Германии во главе с главнокомандующим Маршалом Советского Союза И. Коневым (9 марта 1961 г. – 18 апреля 1962 г.).

В ночь с 12 на 13 августа 1961 г. на границе с Западным Берлином был установлен строгий пограничный режим, включавший защитные инженерные сооружения и высокую стену из бетонных плит, получившей в последующем название "Берлинская стена". Стена просуществовала до 1990 г. и стала своеобразным символом противостояния двух германских государств, разделения Европы, холодной войны и биполярного мира.

Мероприятия восточногерманских властей вызвали негативную реакцию западных стран. Военную активность проявили американские военнослужащие на КПП Фридрихштрассе, куда были выдвинуты их танки; английские – в районе Бранденбургских ворот; французские – на Виттенауэрштрассе.

В ответ были подняты по тревоге войска ГСВТ, ННА, других стран Варшавского Договора. В указанные районы сразу же направились советские танковые подразделения.

К примеру, на Фридрихштрассе прибыла 7-я танковая рота капитана Войтченко 3-го батальона 68-го гвардейского танкового полка. "И вот мы на Фридрихштрассе, – вспоминает старшина роты В. Сычев. – Перед нами стоят американские танки М-48... Слева от танков в окнах и на чердаке пограничного дома за мешками с песком расположились вооруженные полицейские, справа – улюлюкающая и свистящая толпа фашиствующих молодчиков".

Всего с 29 сентября 1961 г. по 16 января 1962 г. в районе Фридрихштрассе постоянно находилось 10 танков и бронетранспортеров США.

17 августа 1961 г. английские военнослужащие под предлогом защиты памятника советским воинам в Тиргартене обнесли его колючей проволокой и расположили поблизости 3 танка, 5 бронетранспортеров, 10 автомашин и 4 безоткатных орудия.

Что касается непосредственно границы между ФРГ и ГДР, то только осенью 1961 г. там произошло 2137 всевозможных инцидентов и конфликтов, зарегистрировано 685 случаев нарушений границы. При этом было разрушено 83 пограничных здания, имели место 2118 попыток склонить к дезертирству восточногерманских пограничников. К счастью, открытого вооруженного конфликта удалось избежать.

С военно-политической точки зрения Берлинские кризисы продемонстрировали мировому сообществу появление новых видов и форм силового противоборства между сверхдержавами – менее очевидных, закамуфлированных, но в то же время довольно опасных (балансирование "на грани войны", военное "устрашение" и т. д.).

Все они, включая возведение "Берлинской стены", могли привести к вооруженному конфликту в Европе с непредсказуемыми последствиями. К счастью, каждый раз бывшие союзники находили компромисс, не доводя противоборство до применения оружия. При этом стороны достигали военно-политических целей, укрепляя свое влияние на оккупированных в годы второй мировой войны территориях.

ВЕНГРИЯ

Основной причиной возникновения Венгерского кризиса явились попытки местного руководства произвести внутриполитические перемены, несколько "модернизировать" социалистический строй, сделав его более демократичным.

Советское руководство внимательно следило за деятельностью венгерских властей и почти всегда стремилось вносить в нее "необходимые" коррективы. К примеру, летом 1953 г. на Президиуме ЦК КПСС был заслушан отчет первого секретаря ЦК Венгерской партии трудящихся (ВПТ) М. Ракоши.

Поводом послужили насильственная индустриализация, массовая кампания по созданию сельхозкооперативов, а также развязанный в стране террор. Все это вело к падению жизненного уровня венгров, вызывало народный протест против социалистических методов хозяйствования. Итогом отчета стало назначение премьер-министром Республики "человека Берии" – И. Надя.

Однако проработал он лишь чуть больше года и был отстранен М. Ракоши как "ревизионист", допустивший снижение налогов и темпов индустриализации с одновременным повышением на 15% заработной платы трудящимся.

XX съезд КПСС (14–25 февраля 1956 г.) и состоявшееся на нем разоблачение культа личности Сталина, равно как и провозглашение тезиса о многообразии форм перехода к социализму, дали моральную опору реформаторским коммунистическим силам в странах социалистического лагеря, которые прежде подвергались нещадным гонениям.

Наибольшего размаха (наряду с Польшей) движение за "либерализацию режима" достигло в Венгрии. Уже в марте на партийных собраниях в различных организациях прозвучали требования "довести до конца реабилитацию невинно осужденных", пересмотреть дела репрессированных в 1949 г. партийных лидеров. Центральное руководство (ЦР) Венгерской партии трудящихся вынуждено было пойти на уступки – была создана специальная партийная комиссия по изучению дел репрессированных, которая сразу же приступила к активной работе.

Развитие событий в Венгрии вызвало резко негативную реакцию советского посла Ю. Андропова. Согласие венгерского руководства на возвращение в Политбюро "старых партийных кадров" было расценено им как "серьезная уступка правым и демагогическим элементам".

Советский посол в донесениях в Москву настаивал на сохранении власти в Венгрии у "наших друзей", что как нельзя лучше обеспечивало бы "критерии безопасности СССР". Для изучения ситуации "на месте" в Будапешт были направлены М. Суслов, затем (в июле 1956 г.) – А. Микоян.

Они рекомендовали венгерскому руководству произвести "в интересах партии" приемлемые для Москвы внутренние перестановки, чтобы "разгромить оппозицию и враждебные элементы". В конечном итоге А. Микоян уговорил "лучшего ученика Сталина" М. Ракоши подать в отставку.

18 июля ВПТ возглавил Э. Гере, который по политико-идеологическим взглядам мало чем отличался от своего предшественника. Тогда же в Политбюро был избран бывший опальный министр внутренних дел Венгрии Я. Кадар, работавший секретарем одного из обкомов. Как нетрудно заметить, предпринятые меры носили половинчатый характер и объективно не могли снять напряжение в венгерском обществе.

В сентябре заметно усилились оппозиционные выступления под лозунгом "более гуманного социализма" и восстановления в партии бывшего премьер-министра И. Надя, с деятельностью которого (1953–1955), как уже отмечалось, были связаны отдельные попытки либерализации венгерской экономики.

Ю. Андропов считал, что И. Надь не может быть возвращен в ВПТ, так как это повлечет за собой серьезное усиление "правых настроений" и фракционных тенденций в партии, хотя и докладывал в Москву, что в принципе И. Надь, по словам большинства венгерских коммунистов, "не является антисоветски настроенным человеком", но хочет строить социализм "по-венгерски, а не по-советски".

Тем не менее, под сильнейшим давлением снизу партийное руководство Венгрии было вынуждено объявить 14 октября о восстановлении опального премьер-министра в ВПТ.

Как раз к середине октября 1956 г. своего апогея достигла борьба "за демократизацию социализма в Польше", где повсеместно проходившие массовые митинги грозили перерасти в вооруженные столкновения.

Пленум ЦК ПОРП 21 октября привел к руководству партией В. Гомулку, который в конце 40-х годов был обвинен в "правонационалистическом уклонизме", а затем арестован.

Прибывшие в Варшаву без приглашения Н. Хрущев, Л. Каганович, А. Микоян и В. Молотов не смогли повлиять на ход событий и возвратились в Москву ни с чем.

В течение нескольких дней советское руководство обсуждало возможность вооруженного вмешательства в "польские события". Однако, учитывая то, что внутренние войска и часть польских вооруженных сил поддержали В. Гомулку, а также "тревожные" телеграммы посла из Будапешта, было принято решение отказаться от "силовых методов".

К слову сказать, решительные действия В. Гомулки сумели несколько разрядить обстановку и нейтрализовать грозившие обернуться мощным взрывом антикоммунистические настроения в стране.

В знак солидарности со своими польскими единомышленниками студенты Будапештского технического университета выступили с инициативой проведения 23 октября массовой демонстрации с выдвижением широкой программы демократизации общественного строя в Венгрии.

К полудню десятки тысяч жителей венгерской столицы вышли на улицы. Они требовали вывода советских войск из Венгрии и установления более равноправных отношений с Советским Союзом, проведения многопартийных выборов, свободы печати, полного исправления ошибок прежнего руководства и привлечения к ответственности виновных за репрессии в стране.

К вечеру количество демонстрантов достигло 200 тыс. человек. Их лозунги заметно активизировались. Они дружно скандировали: "Смерть Гере!", "Имре Надя – в правительство, Ракоши – в Дунай!", "Диктатура пролетариата – вот неуклонный путь нашего народа!".

В 20.00 (после отказа прибыть в Москву) по радио выступил Э. Гере. Его речь изобиловала резкими выпадами в адрес демонстрантов. Он потребовал прекратить беспорядки и разойтись по домам. Демонстрация была квалифицирована как "националистическая", а все происходящее – как "контрреволюция".

Это подлило масла в огонь. Группы радикально настроенной молодежи поздно ночью разграбили ряд складов стрелкового оружия, захватили здание национального радиоцентра, патронный завод, вокзалы, типографии, военные казармы, разбили на мелкие куски гигантскую статую Сталина...

Появились первые убитые и раненые. Демонстрация переросла в вооруженное восстание. В стране было введено чрезвычайное положение. 24 сентября в Венгрию прибыли члены Президиума ЦК КПСС М. Суслов и А. Микоян, а также глава КГБ СССР генерал армии И. Серов и первый заместитель начальника Генерального штаба ВС СССР генерал армии М. Малинин. Началось обсуждение "деталей" вступления в венгерскую столицу советских войск.

К слову сказать, после второй мировой войны советские войска находились на территории Венгерской Народной Республики (ВНР) в соответствии с соглашением союзных держав, а затем – на основе Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между СССР и Венгрией от 18 февраля 1948 г.

Позже присутствие советских войск стало регламентироваться соответствующими пунктами Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, подписанного 15 мая 1955 г. странами – участницами Варшавского Договора.

После реформирования Центральной группы войск (в Германии), в подчинении которой находились советские войска в Венгрии, для руководства последними первоначально намечалось создать небольшое управление группы войск или отдельной армии.

В сентябре 1955 г. маршал Г. Жуков предложил назвать новое управление Особым корпусом. В его состав вошли четыре дивизии (2-я и 17-я гвардейские механизированные, 195-я истребительная и 172-я бомбардировочная авиационные), 20-й понтонно-мостовой полк, зенитно-артиллерийские части и учреждения тыла.

Особый корпус предназначался для прикрытия совместно с частями Венгерской народной армии (главный военный советник генерал-лейтенант М. Тихонов (1953– 1957) границы с Австрией и обеспечения важнейших коммуникаций на случай выдвижения советских войск с территории СССР.

В июле 1956 г. (после инспекции войск Особого корпуса первым заместителем министра обороны СССР генералом армии А. Антоновым) из Москвы было получено распоряжение разработать план действий войск корпуса по поддержанию и восстановлению общественного порядка в Будапеште. Корпус подчинялся министру обороны СССР через Генеральный штаб, его командиром был назначен генерал-лейтенант П. Лащенко.

После получения распоряжения штаб корпуса приступил к разработке плана. Восстановление порядка в Будапеште возлагалось на 2-ю гвардейскую механизированную дивизию генерал-лейтенанта С. Лебедева. Определялись основные объекты города, которые необходимо было взять под охрану в первую очередь, а также силы и средства для их удержания.

17-я гвардейская механизированная дивизия генерал-майора А. Кривошеева основными силами должна была прикрыть границу с Австрией и поддерживать общественный порядок в пунктах постоянной дислокации.

Авиационным дивизиям, зенитно-артиллерийским, инженерным и другим специальным частям предписывалось поддерживать порядок в пунктах постоянной дислокации, а также удерживать и оборонять свои военные городки, аэродромы, позиции, склады и другие объекты.

Была также разработана специальная инструкция, в которой указывались: порядок действий частей и подразделений в городе, задачи по охране и обороне объектов, порядок взаимодействия с венгерскими частями, а также поддержание связи с их командирами и местными органами власти.

Особо оговаривались случаи, когда разрешалось применять оружие. После утверждения (20 июля) командиром Особого корпуса план получил условное название "Компас". Другие мероприятия и специальная подготовка частей и подразделений не проводились.

Днем 23 октября Э. Гере связался по телефону с Москвой и попросил срочно ввести в Будапешт советские войска, находившиеся на венгерской территории. В тот же день на заседании Президиума ЦК КПСС Н. Хрущев высказался за "ввод войск" в венгерскую столицу (выступил против один – А. Микоян).

В телефонном разговоре с Э. Гере советский руководитель затронул вопрос о "желательности официального письменного обращения к правительству СССР" с просьбой о военной помощи. Но затем такой формальностью пренебрегли.

Письменное обращение за подписью председателя Совета Министров ВНР А. Хегедюша было подготовлено задним числом (ориентировочно 25–26 октября), когда тот уже был отстранен от должности, так как в ночь с 23 на 24 октября главой венгерского правительства стал И. Надь, который вошел в состав Политбюро.

Его сторонники получили важные посты в государственном и партийном аппарате. Надь не возражал против ввода советских войск. Подобную акцию поддержали Мао Цзэдун, И. Тито и П. Тольятти.

В 23 часа 23 октября начальник Генерального штаба Вооруженных Сил СССР Маршал Советского Союза В. Соколовский по телефону ВЧ отдал командиру Особого корпуса распоряжение о выдвижении советских войск в Будапешт, где они должны будут установить контроль над ключевыми объектами столицы, восстановить в ней общественный порядок, а частью сил обеспечить прикрытие границы Венгрии с Австрией.

Через час началось выдвижение, для чего предстояло совершить марш на расстояние от 75 до 120 км. Кроме того, три дивизии, расположенные в Румынии, а также на территории ПрикВО начали выдвижение в сторону венгерских границ. В боевую готовность были приведены также одна истребительная и одна бомбардировочная авиационные дивизии в Венгрии и одна истребительная и одна бомбардировочная авиационные дивизии ПрикВО.

Сложившаяся обстановка потребовала уточнения плана "Компас", так как рассчитывать на помощь венгерской армии и полиции не приходилось. В тот период в Будапеште находилось около 7 тыс. венгерских военнослужащих и 50 танков, рассредоточенных по всему городу.

Как стало известно чуть позже, из 26 тыс. человек личного состава ВНА 12 тыс. поддерживали повстанцев. Необходимо было, в первую очередь, выбить вооруженные группы из захваченных объектов, взять их под контроль и разоружить повстанцев в центре Будапешта.

В связи со сложной обстановкой в городе и задержкой с подходом подкреплений несколько изменились и задачи 2-й гвардейской механизированной дивизии. 37-й танковый и 4-й механизированный полки начали под обстрелом и градом камней продвигаться в центральную часть города.

На улицы высыпала масса народа, на окраинах сооружались баррикады. Советские части огня не открывали. Главные силы дивизии подошли к городу к 5 часам утра.

Они с ходу вступили в бой, очистив от вооруженных групп ряд объектов, захватили вокзалы, мосты и некоторые склады. Совместно с уже находившимися в городе полками началась организация охраны зданий ЦК, парламента, министерства иностранных дел, банков, аэродрома и складов оружия.

Но в столице по-прежнему продолжали действовать вооруженные отряды. В их составе уже насчитывалось около 3 тыс. человек. Жертвами "народного самосуда" стали 28 человек, из них 26 – сотрудники госбезопасности Венгрии, которые гибли, как правило, от рук отпетых уголовников, 8 тыс. из которых были выпущены на свободу.

Численность советских частей, вошедших в Будапешт, не превышала одной дивизии (около 6 тыс. человек, 290 танков, 120 бронетранспортеров и 156 орудий). Для наведения порядка в огромном городе с населением в 2 млн. человек этих сил было явно недостаточно.

Правда, уже 24 октября в Будапешт прибыли и начали действовать против восставших четыре дивизии 3-го стрелкового корпуса ВНА. В одном из районов венгерской столицы они сразу же уничтожили 340 повстанцев.

Всего же, как следует из последних публикаций венгерской печати, вплоть до 28 октября в 40 городах венгерскими частями применялось оружие против своих – погибло около 1 тыс. человек. Венгрия была на грани гражданской войны.

25 октября М. Суслов и А. Микоян встретились с И. Надем. В специальном донесении в Москву они сообщали, что в стране приобретают массовый характер требования повстанцев о национальном суверенитете и выводе советских войск. При этом московские представители заявили, что советские войска возвратятся в прежние места их дислокации "как только будет восстановлен порядок в Будапеште".

Венгерские события толкали большую часть советского руководства к действиям, соответствующим его военно-стратегическим и идеологическим устремлениям. В венгерском восстании Москва видела отход от основополагающих советских образцов (однопартийность и др.), ущемление своего престижа и настаивала на безусловном наказании "мятежных венгров", на ликвидации их завоеваний и восстановлении прежних порядков, как это было сделано в Восточном Берлине в июне 1953 г.

Вместе с тем, забегая вперед, подчеркнем, что после совещаний в высшем венгерском политическом руководстве, а затем в посольстве СССР в ночь с 27 на 28 октября между И. Надем, Ю. Андроповым, А. Микояном и М. Сусловым, советские представители поддержали линию И. Надя по преодолению кризиса мирными средствами. Однако дальнейший ход событий в столице и в стране изменил достигнутые договоренности.

Еще утром 25 октября к Будапешту подошла 33-я гвардейская механизированная дивизия, а к вечеру – 128-я гвардейская стрелковая дивизия, которые сразу же вошли в состав Особого корпуса. К этому времени сопротивление повстанцев в центре столицы усилилось. Связано это было с инцидентом у парламента. Во время мирного митинга с крыш или верхних этажей был открыт огонь. Погиб советский офицер, сгорел танк.

В связи с этим 33-й дивизии была поставлена задача очистить от вооруженных отрядов центральную часть города, где уже были созданы опорные пункты повстанцев. Для борьбы с танками они применяли противотанковые и зенитные орудия, гранатометы, противотанковые гранаты и бутылки с горючей смесью. В результате боя повстанцы потеряли только убитыми 60 человек.

На утро 28 октября был запланирован штурм центра столицы совместно с подразделениями 5-го и 6-го венгерских механизированных полков. Однако перед началом штурма венгерские войска получили приказ о неучастии в боевых действиях. 29 октября приказ о прекращении огня получили и советские войска.

На следующий день правительство И. Надя потребовало немедленного вывода советского воинского контингента из Будапешта. 31 октября все советские соединения и части сосредоточились в 15–20 км от столицы. Штаб Особого корпуса разместился на аэродроме в Текеле, где базировалась одна из советских авиационных частей.

В районах сосредоточения войска приводили в порядок технику и вооружение, запасались боеприпасами, горючим и продовольствием. Одновременно министр обороны СССР получил указание от ЦК партии "разработать соответствующий план мероприятий, связанный с событиями в Венгрии". На вопрос Н. Хрущева о том, сколько времени потребуется советским войскам для наведения порядка в ВНР, маршал Г. Жуков ответил: "Трое суток". Понадобилось в десять раз больше, хотя операция и получила кодовое название "Вихрь".

1 ноября венгерское правительство заявило о выходе из Варшавского Договора, о нейтралитете страны и необходимости вывода советских частей и подразделений за пределы страны. Подобного развития событий не ожидали ни в Москве, ни в столицах других социалистических стран.

Незамедлительно последовала реакция. Руководство советскими войсками в Венгрии было возложено на главнокомандующего Объединенными вооруженными силами государств-участников Варшавского Договора Маршала Советского Союза И. Конева.

Началась подготовка к выдвижению в Венгрию 8-й и 38-й армий из Прикарпатского военного округа. Воздушно-десантные части готовились к захвату венгерских аэродромов. Вечером того же дня по венгерскому радио выступил Я. Кадар, который обнародовал создание в стране новой Венгерской социалистической рабочей партии. Послу Ю. Андропову он прямо заявил: "Я венгр, и если понадобится, то я голыми руками буду биться с вашими танками". 2 ноября в сопровождении офицеров КГБ он был доставлен в Москву.

На заседании Президиума ЦК КПСС он в очередной раз подтвердил, что не хочет быть "советской марионеткой", однако тут же поддался на уговоры Н. Хрущева и согласился возглавить страну после "вооруженного подавления контрреволюции".

К этому времени вооруженные формирования повстанцев получили значительные подкрепления. Они готовились к решительным действиям. Вокруг столицы создавался оборонительный пояс, усиленный сотнями зенитных орудий. В населенных пунктах, прилегавших к городу, появились заставы с танками и артиллерией.

Важнейшие объекты занимались вооруженными отрядами. На улицах патрулировали наряды военнослужащих и "национальной гвардии". Численность венгерских частей в Будапеште достигла 50 тыс. человек. Кроме того, более 10 тыс. человек входило в состав "национальной гвардии". У повстанцев было около 100 танков.

Хотя высшее политическое руководство стран Варшавского Договора приняло решение об оказании совместной "военной помощи" Венгрии, тем не менее, разгром сил контрреволюции полностью возлагался на советские войска. В соответствии с планом операции Особый корпус должен был взять на себя основную задачу по уничтожению противостоящего противника. Состав корпуса оставался прежним, однако он усиливался танками, артиллерией и воздушно-десантными частями.

Дивизиям предстояло решать следующие задачи:

2-й гвардейской механизированной дивизии – захватить северо-восточную и центральную часть Будапешта, овладеть мостами через Дунай, зданиями парламента, ЦК ВПТ, министерства обороны, вокзалом Нюгати, управлением полиции и блокировать военные городки венгерских частей, не допустить подхода восставших в Будапешт по дорогам с севера и востока;

33-й гвардейской механизированной дивизии — осуществить захват юго-восточной и центральной частей Будапешта, овладеть мостами через Дунай, Центральной телефонной станцией, опорным пунктом "Корвин", вокзалом Келети, радиостанцией "Кошут", заводом "Чепель", арсеналом, блокировать казармы венгерских воинских частей и не допустить подхода восставших в Будапешт по дорогам с юго-востока;

128-й гвардейской стрелковой дивизии – захватить западную часть Будапешта, овладеть Центральным командным пунктом ПВО, площадью Москвы, горой Геллерт и крепостью, блокировать казармы и не допустить подхода венгерских частей к городу с запада.

Для захвата важнейших объектов во всех дивизиях были созданы по 1–2 специальных передовых отряда в составе батальона пехоты, а также от 100 до 150 десантников на бронетранспортерах, усиленных 10–12 танками.

4 ноября в 6 часов по сигналу "Гром", означавшему начало операции "Вихрь", специальные отряды и главные силы трех дивизий Особого корпуса в колоннах по своим маршрутам с различных направлений устремились к городу и, преодолев вооруженное сопротивление на окраинах венгерской столицы, к 7 часам ворвались в Будапешт.

Соединения армий генералов А. Бабаджаняна и X. Мамсурова (Прикарпатский военный округ) приступили к активным действиям по наведению порядка и восстановлению органов власти в ряде других венгерских городов. Воздушно-десантные части начали разоружение венгерских зенитных батарей, блокировавших аэродромы советских авиационных частей в Веспреме и Текеле.

Части 2-й гвардейской механизированной дивизии к 7 ч. 30 мин. захватили мосты через Дунай, парламент, здания ЦК, министерств внутренних и иностранных дел, горсовета и вокзала Нюгати.

В районе парламента был разоружен батальон охраны и захвачены 3 танка. За день боя частями дивизии было разоружено до 600 человек, захвачено около 100 танков, 2 склада артвооружения, 15 зенитных орудий и большое количество стрелкового оружия.

Части 33-й гвардейской механизированной дивизии овладели складом вооружений, тремя мостами через Дунай, а также разоружили подразделения венгерского стрелкового полка, перешедшего на сторону восставших.

128-я гвардейская стрелковая дивизия действиями передовых отрядов в западной части города к 7 часам овладела аэродромом Будаерш, захватив при этом 22 самолета, а также казармы школы связи, и разоружила один полк 7-й механизированной дивизии, пытавшийся оказать сопротивление.

Попытки частей дивизии овладеть площадью Москвы, королевской крепостью и кварталами, прилегающими с юга к горе Геллерт, из-за сильного сопротивления успеха не имели.

Для быстрейшего разгрома вооруженных отрядов в Будапеште в состав Особого корпуса были дополнительно включены 2 танковых, 2 парашютно-десантных, стрелковый, механизированный и артиллерийский полки, а также 2 дивизиона тяжелой минометной и реактивной бригад.

Большинство из этих частей вступило в бой на участках 33-й механизированной и 128-й стрелковой гвардейских дивизий.

К полудню 5 ноября в столице оставался фактически один сильный узел сопротивления в переулке Корвин. Для его подавления было привлечено 11 артиллерийских дивизионов, имевших в составе около 170 орудий и минометов, а также несколько десятков танков.

К вечеру сопротивление повстанцев не только в переулке, но и во всем квартале прекратилось.

Маршал Г. Жуков докладывал в ЦК КПСС:

"В течение 5 ноября советские войска в Венгрии продолжали выполнять задачу по восстановлению порядка в стране. В г. Будапеште наши части вели бои по уничтожению групп мятежников, отказавшихся прекратить сопротивление.

В 15 часов после двухчасовой артиллерийской подготовки по кинотеатру "Корвин" начался штурм этого опорного пункта. Одновременно наши войска атаковали мятежников в районе площади Москвы. Сопротивление мятежников в этих районах в основном сломлено. Здание кинотеатра "Корвин" горит. Продолжаются бои по уничтожению оставшихся групп, засевших в подвалах кинотеатра. В ходе боев много мятежников уничтожено и до 70 человек захвачено. Среди захваченных один из видных военных руководителей мятежа Иштван Ковач.

Войска продолжают очищать город от мятежников".

Восставшие, что следует отметить, совсем не церемонились с советскими военнослужащими, которых им удавалось захватить в плен. Были отмечены не единичные случаи издевательств и надругательств даже над трупами солдат и офицеров СА.

В течение 6 ноября 30-тысячная советская группировка войск в Будапеште продолжала выполнять задачи по уничтожению отдельных вооруженных групп и пунктов сопротивления.

К 11 ноября вооруженное сопротивление было сломлено не только в столице, но и на всей территории Венгрии. Прекратив открытую борьбу, остатки повстанческих отрядов ушли в леса с целью создания партизанских групп, но через несколько дней в результате сплошного прочесывания местности были окончательно ликвидированы. В прочесывании совместно с советскими войсками участвовали венгерские офицерские полки.

Все это время радио Будапешта на русском и венгерском языках постоянно передавало сообщение: "Венгерское правительство просит офицеров и солдат Советской Армии не стрелять. Избегайте кровопролития! Русские – наши друзья и останутся ими!"

Ревком венгерской интеллигенции в этот период выразил благодарность всем, кто "с первой минуты встал на сторону народа", а также тем солдатам и офицерам Советской Армии, которые "не проявляли склонности направить оружие против венгерского народа и его свободы".

А возродившаяся Христианско-демократическая народная партия предлагала предоставить политическое убежище тем советским военным, "которые перешли на сторону венгерского народа и таким образом доказали свое недовольство террором, царящим в их стране", т. е. в СССР.

По докладу начальника 3-го Главного управления КГБ генерал-лейтенанта Леонова маршалу Г. Жукову, за осуждение "советской военной агрессии" против Венгрии около 200 солдат, сержантов и офицеров Советской Армии были "репрессированы" органами госбезопасности в СССР.

Рано утром 4 ноября, почти одновременно с началом военных операций, на волнах Сольнокского радио (по некоторым сведениям, передача велась из советского города Ужгорода) прозвучало обращение нового, созданного якобы в Сольноке Революционного рабоче-крестьянского правительства Я. Кадара.

В нем говорилось, что это правительство обратилось с просьбой к командованию советских войск, чтобы оно "помогло нашему народу разбить черные силы реакции и контрреволюции, возродить народный социалистический строй, восстановить порядок и спокойствие в нашей стране".

7 ноября 1956 г. на советской бронемашине в сопровождение танков в Будапешт доставили Я. Кадара и его окружение. К этому времени сотрудниками советских органов госбезопасности, особых отделов дивизий и комендатур с помощью венгерских спецслужб, перешедших на сторону Я. Кадара, было задержано более 4700 человек, после фильтрации 1400 человек подверглись аресту, из них 860 человек были отправлены в советские тюрьмы.

И. Надь и члены его правительства нашли убежище в югославском посольстве. 10 ноября решать их судьбу в Будапешт прибыли секретари ЦК КПСС М. Суслов и А. Аристов. 22 ноября бывших венгерских руководителей арестовали, затем было задержано еще 74 "активных участников контрреволюционного мятежа".

Из их числа, по представлению советских компетентных органов, было выделено "руководящее ядро заговорщиков" в количестве 11 человек. В конце сентября 1957 г. состоялся закрытый судебный процесс. И. Надь и шесть его сподвижников, несмотря на заверения новых властей о безопасности, получили высшую меру наказания через повешение.

В предсмертной записке И. Надь написал, что марксизм-ленинизм будет обогащен новым боевым опытом на основе венгерских событий.

Следует отметить, что советское руководство выступило против казни И. Надя. Н. Хрущев советовал Я. Кадару вести дело бывшего венгерского лидера "в мягких руковичках" (посадить в тюрьму на 5–6 лет, а потом устроить преподавателем в каком-нибудь сельхозинституте в провинции). Кадар не послушался. Не последнюю роль здесь сыграли "личные обиды", а также известный мадьярский менталитет – делать все самостоятельно, по своему усмотрению, невзирая на мнение и авторитет собственного патрона.

Я. Кадар правил страной более 30 лет (умер 6 июля 1989 г.). В западной политологии этот период в истории Венгрии называют эпохой "кадаризма". Его суть состояла в том, что социализм должен иметь человеческое лицо, быть справедливым и свободным обществом, в котором как дома могут чувствовать себя люди различных мировоззрений.

Кадар постоянно подчеркивал, что социализм – это далекая перспектива и спешить к ней не надо. На первом этапе он предложил (и осуществил) следующие мероприятия: свободные выборы депутатов (несколько кандидатов на одно место), частичная либерализация цен, экономические рычаги управления предприятиями, конкуренция между государственными, кооперативными и частными секторами, деятельность коммерческих банков, акционерных обществ и бирж и т. д.

Не трудно заметить, что кадаризм во многом противостоял брежневскому "реальному социализму", что нередко, по словам тогдашнего корреспондента газеты "Правда" в Будапеште В. Герасимова, вызывало "перепуг и косые взгляды аппаратчиков ЦК КПСС". Но "наверху" на венгерский "демонстрационный зал" смотрели благосклонно.

К слову сказать, "отец" венгерских экономических реформ Р. Ньерш в свое время смог заложить "генетику" кадаровских преобразований и в Китае, которая и по сей день дает положительный эффект.

Своеобразный итог венгерским событиям был подведен на XI сессии Генеральной Ассамблеи ООН 12 декабря 1956 г. Большинство государств одобрило резолюцию, осуждающую СССР за "нарушение политической независимости Венгрии".

За период боев и после их окончания было изъято у венгерских вооруженных отрядов и населения более 44 тыс. единиц стрелкового оружия, в том числе около 30 тыс. винтовок и карабинов, 11,5 тыс. автоматов, около 2 тыс. пулеметов, 1350 пистолетов, а также 62 орудия, из них 47 – зенитных.

Советские потери составили: 720 человек убитыми, 1540 ранеными, 51 человек пропал без вести.

Больше половины потерь понесли части Особого корпуса, преимущественно в октябре. Части 7-й и 31-й гвардейских воздушно-десантных дивизий потеряли 85 человек убитыми и 12 человек пропавшими без вести; количество раненых составило 265 человек.

Было подбито и повреждено большое количество танков, бронетранспортеров и другой боевой техники. К примеру, части 33-й гвардейской механизированной дивизии потеряли в Будапеште 14 танков и САУ, 9 бронетранспортеров, 13 орудий, 4 БМ-13, 6 зенитных орудий, 45 пулеметов, 31 автомобиль и 5 мотоциклов.

Много жертв было среди местного населения. По данным официального Будапешта, с 23 октября 1956 г. по январь 1957 г. (т. е. до тех пор, пока не прекратились отдельные вооруженные стычки повстанцев с венгерскими властями и советскими войсками) погибли 2502 венгра и 19226 человек были ранены.

Несколько иные цифры приводит западногерманский журнал "Штерн". По его данным, в ходе венгерского восстания было убито 2700 местных жителей, тысячи получили ранения.

Советская сторона потеряла 2170 человек, в том числе 669 убитыми.

В первые месяцы после подавления восстания Венгрию покинули свыше 200 тыс. человек (при общей численности населения в 10 млн. человек), подавляющее большинство которых составили молодые люди самого активного и трудоспособного возраста.

Трагедия состояла еще и в том, что кровавое подавление народного восстания 1956 г. и борьба за национальную независимость и последующий террор, в результате которого было проведено 22 тыс. судебных разбирательств, 400 человек приговорены к смертной казни и 20 тыс. интернированы, нанесли глубокую травму многим венграм, до того искренне верившим в гуманность и справедливость социалистических идеалов, в непогрешимость советского внешнеполитического курса.

Таким образом, главным в действиях группировки советских Вооруженных Сил в Венгрии было достижение военно-политической цели – сохранения "промосковского" руководства в стране, входившей в состав Варшавского Договора.

Для ее достижения советское правительство впервые после второй мировой войны создало столь мощную военную группировку. Военные действия характеризовались высокой интенсивностью, решительностью и скоротечностью. Задачи, поставленные перед войсками, были выполнены полностью.

Венгерским событиям более 40 лет. За этот сравнительно небольшой исторический отрезок в Европе и мире произошли колоссальные изменения. Они затронули как Россию, так и Венгрию.

После смены в обеих странах политических систем и последовавшего затем вывода из Венгрии советских (российских) войск прежние военные связи начали заметно "остывать". Но в настоящее время наблюдается определенное оживление прежде существовавших контактов.

В России (на Ставрополье) начал проходить подготовку летный и технический состав ВВС Венгрии. Устаревшие венгерские бронемашины заменяются на российские БТРы, а также танки Т-72. Заметно оживились поставки запасных частей для различных образцов военной техники и оружия российского производства, которыми в основном оснащена венгерская армия.

События в Венгрии (как и до этого в ГДР и ряде других регионов) отчетливо высветили зыбкость и уязвимость отдельных положений классического социализма. Вся марксистско-ленинская теория явно уступала напору времени, не могла обеспечить ни экономического процветания, ни равенства, ни свободы личности.

Нужны были коррективы, но для них просто не было ниши в замкнутой концепции построения коммунизма. Поэтому лидеры европейских соцстран решили действовать сообща – сразу же после венгерских событий их территории превратились в обширные полигоны, где отрабатывались приемы защиты не только от "западного империализма", но и от собственных народов. Казалось, ничто не предвещало очередного военно-политического кризиса. Но он перманентно вызревал в недрах самого социалистического общества.

ЧЕХОСЛОВАКИЯ

Именно в Чехословакии, одной из наиболее благополучных, на первый взгляд, стран социализма, постепенно созревал объективный кризис между обществом и властью. Народ справедливо обвинял правительство в некомпетентности, в неспособности догнать промышленно развитые страны Запада.

Власти вынуждены были пойти на уступки – в январе 1968 г. первый секретарь ЦК Коммунистической партии Чехословакии (КПЧ) Антонин Новотный уступил свой пост Александру Дубчеку, который сразу же заверил Москву, что предпримет все меры для стабилизации ситуации в партии и обществе.

Новый глава государства, марксист по убеждениям, чувствуя настроения общества и великолепно зная пороки социальной системы, сразу же выступил с инициативой утверждения "новой модели социализма".

В апреле на очередном пленуме ЦК КПЧ была принята так называемая "Программа действий" чехословацких коммунистов. В сущности, по нынешним меркам, документ был выдержан в строго установленном коммунистическом духе, за исключением, пожалуй, двух положений – партийное руководство отказывалось от командно-административных методов управления и утверждало свободу слова и печати.

Сразу же в стране развернулись бурные дискуссии по различным общественно-политическим проблемам. В официальной печати появились призывы к ненасильственным действиям по удалению из органов власти скомпрометировавших себя государственных чиновников.

Десятки общественно-политических организаций поддержали новый курс руководства КПЧ, призывая своих сторонников к скорейшей реализации "Программы действий". Все это вызывало негативную реакцию в официальных кругах социалистических стран, которые интерпретировали события в ЧССР не иначе как "контрреволюционные".

Особую обеспокоенность по поводу чешских реформ проявили советские лидеры. Некоторые из них считали, что они приведут к изменениям во внешнеполитическом курсе ЧССР (выход из Варшавского Договора, переориентация на Запад, альянс с Югославией и т. д.).

Хотя официальная позиция чехословацкого правительства не давала оснований для подобных подозрений, тем не менее советская сторона весьма болезненно реагировала на любое упоминание о стремлении Чехословакии проводить более "независимый курс", особенно в экономических связях с Западом.

В сущности требования Москвы к руководству КПЧ сводились к восстановлению размываемых тоталитарных структур – обеспечить "руководящую роль" компартии и ее контроль над средствами массовой информации, отменить "чистку" КПЧ от так называемых консерваторов, применять репрессии против некоммунистических организаций и политических клубов.

В попытке оправдать вмешательство во внутренние дела суверенного государства, КПСС и другие "братские партии" использовали тезис, ставший в дальнейшем краеугольным камнем так называемой "доктрины Брежнева": речь идет не только о внутренних проблемах, но и о месте ЧССР в "социалистическом лагере и международном комдвижении"; ее возможный отход от "согласованной линии" нарушит "существующую в Европе расстановку сил и может привести к обострению международной напряженности".

Данный аргумент был удобен тем, что позволял оправдать практически любые действия независимо от того, имелись для них какие-либо основания или нет. Кроме того, аргументы, доводы, касающиеся баланса сил и международной напряженности могли быть положительно восприняты Западом, придававшим большое значение начинающейся разрядке.

Одним из главных источников информации о внутреннем положении в Чехословакии для руководства СССР являлись доклады советских дипломатов и их добровольных помощников из числа "просоветской ортодоксальной" группировки в ЧССР, отрицательно относящейся к демократическим переменам в стране.

Хорошо зная "чувствительные струны" советского официального менталитета, ортодоксы старались создать впечатление, что чехословацкие реформы угрожают жизненным интересам Советского Союза в Восточной Европе.

Уже в январе 1968 г. один из информаторов провел прямую параллель между положением в Чехословакии и венгерскими событиями 1956 г. Другой информатор, член ЦК КПЧ Ф. Гавличек, прямо предупреждал о "неизбежном сближении Чехословакии с Югославией и Румынией", которое приведет к "изоляции Советского Союза и ослаблению единства европейских социалистических стран".

Помимо источников и характера получаемой информации, еще один важный фактор, влиявший на принятие решений в Кремле в ходе чехословацкого кризиса, составляла позиция других стран Варшавского Договора, особенно будущих участниц вторжения.

В апреле 1968 г. в международном отделе ЦК КПСС была подготовлена специальная справка по этому вопросу. В ней, в частности, отмечалось, что лидеры ГДР, Польши, Болгарии и в меньшей степени Венгрии "рассматривают чехословацкие события как непосредственную угрозу своим режимам, опасную заразу, способную распространиться и на их страны".

Под официальным фасадом "полной поддержки" советской политики скрывались их глубокая обеспокоенность и недовольство пассивностью Кремля перед лицом чехословацких "ревизионистов", активные попытки подтолкнуть "старшего брата" к применению силы.

В беседе с советскими официальными лицами руководители ГДР, к примеру, высказывали соображения о "целесообразности оказания коллективной помощи со стороны братских партий руководству ЧССР вплоть до применения крайних мер" для обеспечения социалистических завоеваний, если обстоятельства этого потребуют.

Первый секретарь ЦК ПОРП В. Гомулка выразился еще прямее: "Мы не можем потерять Чехословакию... Не исключена возможность, что за ней мы можем потерять и другие страны, такие, как Венгрия и ГДР. Поэтому мы не должны останавливаться даже перед вооруженным вмешательством. Я уже раньше высказывал мысль и сейчас не вижу другого выхода как ввести силы Варшавского пакта, в том числе и польские войска, на территорию Чехословакии... Лучше это сделать сейчас, позднее это нам обойдется дороже".

Глава Болгарской коммунистической партии Т. Живков 29 марта "решительно высказался за принятие любых мер, включая военные". Венгерские руководители были более осторожны, предпочитая политическое давление на А. Дубчека, но и они рассматривали чехословацкую ситуацию как напоминающую "пролог контрреволюционного мятежа в Венгрии".

Что касается позиции самого советского руководства, то она в течение 1967– 1968 гг. претерпела определенную эволюцию: от осуществления мер политического давления на руководство КПЧ во главе с А. Дубчеком до решения о вводе войск. Москва ясно видела все негативные последствия вооруженной интервенции, о чем ей напоминал опыт венгерских событий 1956 г.

В этой связи характерны слова министра обороны маршала А. Гречко, сказанные в декабре 1968 г:

"Леонид Ильич не намерен был вводить войска. По многим причинам. Тут и венгерские события. Они свежи в памяти. И риск развязывания большой войны... Но нельзя нам было терять Чехословакию! А к вводу войск его подталкивали не только события внутри ЧССР, Леонида Ильича торопили каждодневно и Ульбрихт, и Гомулка, и Живков. Да и Кадар. И наши ястребы в Политбюро – Шелест, Подгорный, Мазуров, Шелепин... Все они требовали ввода войск в ЧССР. Леонид Ильич сопротивлялся... до последнего".

Исходя из сложившейся обстановки, 11 июля 1968 г. Политбюро ЦК КПСС одобрило предложение о "конфиденциальной" двусторонней встрече для "дружественного доверительного обмена мнениями" с А. Дубчеком. Такая "встреча" началась 28 июля 1968 г. в Чиерне-над-Тиссой, где советским руководителям удалось внести раскол в Президиум ЦК КПЧ.

Она была завершена 3 августа на Братиславском совещании коммунистических партий, где чехам пришлось подписаться под совместным коммюнике, включающим формулировку о том, что "защита завоеваний социализма... является... интернациональным долгом всех братских партий".

Вместе с тем, необходимо подчеркнуть, что и сами чехословацкие лидеры не исключали варианта применения военной силы внутри страны, как со стороны иностранных, так и собственных вооруженных сил.

Например, А. Дубчек на заседании Президиума ЦК КПЧ 12 августа заявил: "Если я приду к убеждению, что мы на грани контрреволюции, то сам позову советские войска". А министр обороны ЧССР генерал М. Дзур накануне вторжения войск ОВД обсуждал со своими генералами вариант разгрома демонстрации перед зданием ЦК партии при помощи бронетранспортеров.

Тогда же А. Дубчек проинформировал советского посла С. Червоненко о намечавшемся принятии закона о Национальном Фронте, согласно которому все организации и партии, не входящие в него, будут поставлены вне закона, и правительственные органы могут в принудительном порядке их распустить или ликвидировать.

В середине июля руководители СССР, Польши, ГДР, Болгарии и Венгрии собрались в Варшаве для обсуждения положения в Чехословакии. Было выработано послание в адрес ЦК КПЧ, в котором говорилось, что, ввиду развернувшегося в ЧССР наступления контрреволюции, братские партии настоятельно требуют от чехословацкого руководства срочно принять энергичные меры, чтобы отразить натиск врага, учитывая, что защита социализма в Чехословакии не частное дело только этой страны, а священный долг всего социалистического содружества.

Вскоре на фоне крупнейших учений Советской Армии, проходивших вдоль западных границ СССР, состоялись советско-чехословацкие переговоры. Результат их был не в пользу Москвы. Прага не желала (да и не могла) уничтожить то, что поддерживалось подавляющей частью населения.

Окончательное решение о вводе войск было принято (в соответствии с договором стран-участниц ОВД от 15 мая 1955 г.) на расширенном заседании Политбюро ЦК КПСС 16 августа и одобрено на совещании руководителей стран Варшавского блока в Москве 18 августа.

При этом лишь Румыния не согласилась с тезисом остальных стран-участниц о том, что ввод войск в Чехословакию будет осуществлен даже в том случае, "если он приведет к третьей мировой войне".

При этом руководители стран Варшавского Договора были уверены, что США и НАТО не станут непосредственно вмешиваться в события. Поводом для подобного "оптимизма" послужило заявление госсекретаря США Д. Раска о том, что события в Чехословакии – это "дело прежде всего самих чехов". Кроме того – это "дело чехов и других стран Варшавского Договора". Примечательно, что аналогичное заявление американского руководства было обнародовано и во время "венгерского кризиса".

Официальным оправданием начала военной интервенции стало письмо-обращение группы чехословацких "партийных и государственных деятелей" к правительствам СССР и других стран Варшавского Договора об "оказании интернациональной помощи". Предполагалось сменить политическое руководство страны.

Вторжение планировалось как кратковременное. Его "идеологическое обеспечение" прорабатывалось весьма тщательно. Развивая свой собственный тезис о вероятности отрыва Чехословакии от Варшавского Договора, советская пропаганда уже давно эксплуатировала мифы о германской угрозе, особых планах американского империализма в отношении ЧССР.

Как отражение глубоко укоренившегося комплекса "осажденной крепости", в "Правде" начали публиковаться различные материалы о маневрах бундесвера и НАТО на границах с ЧССР, статьи об "авантюристических планах Пентагона и ЦРУ" в отношении социалистического лагеря и т. д.

При этом, по всем объективным данным, концентрация войск НАТО летом 1968 г. не выходила за пределы, которых она уже достигла в прошлом, и ни в коей мере не давала повода для столь критического вывода.

С 18 августа началась подготовка проектов обращения к народу и армии ЧССР, правительственного заявления пяти стран-участниц и специального письма "руководству друзей" (т. е. компартий западных стран). Знакомство с этими документами лишь подтверждает отсутствие у союзников сколько-нибудь серьезных аргументов в защиту своих действий.

Всё сводилось к одной и той же довольно примитивной схеме: угроза контрреволюции, упоминание о жизненных интересах социалистических стран и даже о мире в Европе. Более конкретные аргументы содержали ссылки на Братиславскую декларацию о коллективной защите завоеваний социализма и на "просьбу" о помощи партийного и государственного руководства Чехословакии.

В одной из брошюр того времени (с предупреждающим грифом "не для печати"), полученной "пропагандистами и агитаторами" буквально через несколько дней после ввода войска, последовательно, начиная с ленинской оценки справедливых и несправедливых войн, доказывалось, что предпринятая акция – это вполне законная мера, вытекающая из договорных обязательств социалистических стран и статуса Варшавского Договора, где записано, что защита каждой входящей в него страны является общим делом для всех других, объединяемых им стран.

Разъяснялось, что судьба Чехословакии как социалистического государства, имеет исключительно серьезное значение для безопасности всего социалистического содружества. Само положение ЧССР как страны, далеко выдвинутой на запад и непосредственно граничащей с ФРГ, таково, что ее отторжение от социалистического лагеря неминуемо нарушит сложившуюся систему обороны на европейском континенте.

Национальные интересы Чехословакии, таким образом, сливаются с национальными интересами других стран социализма. И хотя взаимоотношения социалистических стран строятся на принципах полного равноправия, уважения территориальной ценности, государственной независимости и суверенитета, невмешательства во внутренние дела друг друга, тем не менее основой их связей следует считать братскую взаимопомощь, действенным проявлением которой является социалистический интернационализм.

Особо подчеркивалось, что в ведении пропагандистской работы необходимо акцентировать внимание не на "наличие или отсутствие разрешения на ввод союзных войск в пределы ЧССР", а на то, "была или не была реальной опасность контрреволюционного переворота в Чехословакии".

Несколько иную трактовку предыстории событий дает бывший начальник штаба Объединенных вооруженных сил государств-участников Варшавского Договора генерал армии А. Грибков. По его мнению, отказ чехословацкого руководства от директивного социализма с демократизацией всей общественной жизни в стране (революция сверху) явно шли вразрез с советскими представлениями о характере социалистического государства.

Москва опасалась, что в случае удачи чехословацкого эксперимента может начаться "цепная реакция" в соседских странах Варшавского Договора, где еще были живы в памяти социальные потрясения 40-х – начала 60-х годов (ГДР, Венгрия, Польша).

Более того (и это, пожалуй, главное), советское руководство отчетливо представляло, что даже элементарная самостоятельность Чехословакии неизбежно приведет к уязвимости в военном отношении границ с НАТО, к подрыву сложившейся восточноевропейской системы безопасности, к утрате контроля над чехословацкими вооруженными силами, что в условиях категорического отказа пражского руководства от размещения советских воск на территории ЧССР казалось по меньшей мере нелогичным, требующим решительных мер.

Несколько позднее, уже в ходе вторжения, 6 сентября 1968 г. в отделе пропаганды ЦК КПСС была подготовлена специальная справка, в которой рекомендовалось укреплять "наметившуюся тенденцию к определенному размежеванию" в руководстве КПЧ.

Здесь же содержался и детальный план "массированной пропагандистской кампании" с использованием таких мер, как усиление радиовещания из Москвы на чешском и словацком языках, временная мобилизация 1,5 тыс. комсомольских работников в армию для службы в воинских частях, находившихся в Чехословакии, где они должны были заниматься пропагандистской работой среди населения, публикация в тесной координации с КГБ серии пропагандистских статей в иностранной прессе и др.

Высказывалась идея создать на территории ГДР "радиостанцию полулегального характера, выступающую от имени преданных делу социализма работников идеологического фронта Чехословакии. Такая радиостанция необходима для передачи материалов, которые в нынешних условиях не могут быть по политическим соображениям переданы официальным московским радио".

Особо отмечалось, что сам факт передачи "может вызвать известные протесты со стороны КПЧ и правительства ЧССР". Однако деятельность такой радиостанции, "за выступления которой мы не будем нести формальной ответственности, не только оправдана, но и необходима".

Заранее были разработаны "рекомендации" по взаимодействию войск Варшавского Договора. К этому времени они провели несколько крупных учений – "Буря" (1961), "Квартет" (1963), "Октябрьский штурм" (1965), "Влтава" (1966) и "Шумава" (май–июль 1968), в ходе которых был накоплен определенный опыт совместных действий.

В соответствии с рекомендациями вводилась белая полоса – отличительный знак "своих" и союзных войск. Вся боевая техника без белых полос подлежала "нейтрализации", желательно "без стрельбы". В случае сопротивления "бесполосые танки и другая боевая техника" подлежали "немедленному уничтожению".

Для этого не надо было получать "санкции" сверху. При встрече с войсками НАТО было приказано немедленно останавливаться и "без команды не стрелять".

18 августа 1968 г. маршал А. Гречко провел совещание руководящего состава МО СССР с приглашением командующих объединениями и соединениями, задействованными в операции по вводу войск (кодовое название "Дунай"). Были окончательно утверждены дата и время начала операции – 20 августа, после получения сигнала "Ч" – "Влтава 666", ориентировочно поздно вечером.

По общему замыслу, в течение первых трех дней в Чехословакию входят 20 дивизий стран – участниц ОВД и в последующие два дня еще 10 дивизий. На случай осложнения обстановки в повышенную боевую готовность приводится 6 из 22 военных округов – ЛенВО, ПрибВО, БВО, ПрикВО, ОдВО и КВО, – насчитывающих 85–100 подготовленных дивизий.

В Польше, ГДР, Венгрии и Болгарии готовится еще 70–80 дивизий. В полную степень боевой готовности приводятся советские стратегические силы атомного нападения (по терминологии того времени).

Накануне ввода войск маршал А. Гречко информировал министра обороны ЧССР о готовящейся акции и предостерег от оказания сопротивления со стороны чехословацких вооруженных сил.

Сигнал "Влтава 666" поступил в войска 20 августа в 22 ч. 15 мин. Уже в 23 часа войска СССР, Польши, Венгрии, ГДР и Болгарии общей численностью до 500 тыс. человек (с 5 тыс. танков и бронетранспортеров) под командованием заместителя министра обороны СССР генерала армии И. Павловского пересекли чехословацкую границу.

Одновременно в Прагу "для работы среди членов Президиума ЦК КПЧ" прибыл представитель Политбюро ЦК КПСС К. Мазуров, который находился при советском посольстве под псевдонимом "генерал Трофимов".

Что касается ГДР, то в Чехословакию, согласно плану операции, должно было войти 6 мотострелковых и танковых дивизий ННА. Однако в последний момент, по чисто этическим соображениям, количество немецких войск было значительно уменьшено – вошли лишь отдельные подразделения для охраны полевых штабов и обеспечения связи.

По утверждению журнала "Ойропеише веркунде", авторам которого удалось ознакомиться с архивными документами и схемами германского военного ведомства, "восточногерманские войска совместно с советскими частями предприняли наступление в направлении Праги" (см. Приложение 5).

Председатель Социнтерна, бывший федеральный канцлер ФРГ В. Брандт в этой связи, в частности, пишет: "Я был подавлен и сгорел от стыда, что в карательной акции участвовали немецкие солдаты из Народной армии ГДР".

Немцы не нашли в себе силы воли пойти по стопам "вождя румынской партии Николае Чаушеску", который "отказался от участия в интервенции и оставил солдат в казармах. 21 августа на митинге под открытым небом он осудил вторжение".

С территории ГДР в Чехословакию вводились (по особому плану "Август 68") соединения и части Группы советских войск в Германии, которой командовал Маршал Советского Союза (с 15 апреля 1968 года) П. Кошевой.

Задачу выполняли войска 1-й гвардейской танковой армии (6, 14, 20, 23, 35-я гвардейские мотострелковые дивизии, 9-я и 11-я танковые дивизии), 20-й гвардейской армии и 16-й воздушной армии. 21 августа переход границы был осуществлен ("внезапно") на 200-километровом фронте одновременно силами 8 дивизий (2 тыс. танков и 2 тыс. бронетранспортеров).

При этом личному составу объявили, что данное "мероприятие" призвано оказать помощь братскому чехословацкому народу в борьбе против "империализма и ревизионизма"... Через 5 ч. 20 мин. после перехода государственной границы части и соединения 20-й гвардейской армии вошли в Прагу.

Через несколько часов после ввода войск радио Праги передало обращение президиума ЦК КПЧ о том, что войска "пяти стран-членов Организации Варшавского Договора без уведомления президента ЧССР, её премьера и первого секретаря ЦК КПЧ захватили территорию страны". Президиум счел подобную акцию нарушением основных принципов международного права.

На первом этапе операции главная роль отводилась воздушно-десантным войскам. Около 2 часов ночи 21 августа два головных военно-транспортных самолета 7-й воздушно-десантной дивизии совершили посадку на аэродроме Рузине под Прагой. Высадившиеся десантники в течение 15 минут блокировали основные объекты аэродрома. С интервалом в 25–30 секунд сюда стали прибывать другие самолеты с десантниками и военной техникой.

Спустя 4 часа после высадки первых групп десантников важнейшие объекты Праги и Брно оказались под контролем союзных войск. Основные усилия десантников направлялись на захват зданий ЦК КПЧ, правительства, министерства обороны и генерального штаба, а также радиотелецентра.

Уже через 7 часов при участии 7-й дивизии ВДВ и 22-го мотострелкового полка Болгарской народной армии был установлен полный контроль над государственными, партийными и другими учреждениями чехословацкой столицы. По заранее разработанному плану к основным административно-промышленным центрам ЧССР направлялись колонны войск. Особое внимание обращалось на охрану западных границ Чехословакии.

200-тысячная чехословацкая армия не оказывала практически никакого сопротивления, хотя в ряде ее соединений и частей отмечались случаи "антисоветского психоза". Выполняя приказ своего министра обороны, она до конца событий в стране официально оставалась нейтральной.

Жители Праги, в основном молодежь, наскоро сооружали непрочные баррикады, снимали таблички с названиями улиц, иногда бросали в военнослужащих булыжники и палки. В массе же своей чехи оказались пассивными – вторжение войск вызывало у них больше любопытства, чем страха.

В первый же день вторжения руководители ЧССР во главе с А. Дубчеком силами советских органов безопасности были принудительно задержаны и отправлены в Москву, хотя первоначально такие меры не предусматривались.

Однако, несмотря на военный успех, достичь политических целей не удалось. XIV Чрезвычайный съезд КПЧ уже 21 августа выступил с заявлением, в котором осудил "ввод войск". Представители промосковски настроенной группы делегатов не были избраны ни на один из руководящих постов в КПЧ. В тот же день представители ряда стран (США, Англии, Франции, Канады, Дании и Парагвая) выступили в Совете Безопасности с требованием вынести "чехословацкий вопрос" на заседание Генеральной Ассамблеи ООН.

Представители Венгрии и СССР проголосовали против. Позже и представитель ЧССР потребовал снять этот вопрос с повестки дня Генеральной Ассамблеи. Ситуация в Чехословакии обсуждалась и в Постоянном совете НАТО. С осуждением "военного вмешательства пяти государств" выступили, помимо Румынии, правительства Югославии, Албании и Китая.

Однако все эти "протесты", по мнению большинства западных советологов, носили "чисто декларативный характер" и не могли оказать сколько-нибудь заметного влияния на уже сложившуюся расстановку сил на международной арене.

К тому же главы западных государств и США считали "пражскую весну" и связанные с ней разногласия внутри коммунистического блока "домашней сварой коммунистов" и избегали такого вмешательства в дела Восточной Европы, которое могло бы быть расценено как нарушение "ялтинского раздела" сфер влияния на континенте или подорвало бы шансы на успех переговоров об ограничении вооружений, которые к тому времени приобретали реальные очертания.

Важно отметить, что уже в сентябре союзники по ОВД убедились в полном политическом и экономическом провале вторжения, что их военная операция не принесла ожидаемых результатов.

К примеру, в справке, адресованной в ЦК КПСС 4 сентября 1968 г., генерал армии А. Епишев признал, что быстрой нормализации в Чехословакии ожидать не приходится. Решение поставленных перед политорганами советских войск задач в этой области "будет сопряжено с определенными трудностями и потребует времени", констатировал начальник Главного политического управления СА и ВМФ.

Расчеты на получение широкой поддержки со стороны оппозиционных группировок также не оправдались. Успешная военная акция, как говорилось в одном документе руководства ГДР, "не сопровождалась мобилизацией здоровых сил в КПЧ". Их представители "оказались не в состоянии взять на себя руководство партией и сформировать революционное рабоче-крестьянское правительство".

Более того, по выражению одного из чехословацких информаторов М. Миллера, "здоровые силы" оказались подавлены, полностью изолированы и напуганы, столкнувшись с единодушным осуждением интервентов и их помощников со стороны чехословацкого общества.

Миллеру оставалось только жаловаться на отсутствие необходимой организационной подготовки акции и обвинять советскую сторону в том, что она слишком поверила оптимистическим заявлениям некоторых представителей здоровых сил в руководстве КПЧ, однако для всех было абсолютно ясно, что, по крайней мере, в ближайшее время, антиреформаторы не смогут завоевать симпатий сколько-нибудь значительной части населения.

Оказавшись в тупике, советская сторона вынуждена была вернуться к прежней политике, снова пытаясь оказать давление на А. Дубчека и его коллег. Теперь, однако, ее позиции были куда сильнее: можно было использовать такие мощные инструменты давления, как Московское соглашение, навязанное арестованным чехословацким лидерам, а также факт присутствия союзных войск на территории ЧССР.

К тому же советские лидеры могли уже не скрывать своей поддержки консерваторов, открыто пытаясь изменить соотношение сил в чехословацком руководстве и в конце концов – свергнуть группу А. Дубчека.

Новая линия на "нормализацию" стала осуществляться немедленно. Визит премьер-министра ЧССР О. Черника в Москву 10 сентября был использован не только для попыток "умиротворить" население Чехословакии обещаниями массированной экономической помощи, но и для "оказания необходимого политического давления на чехословацких товарищей...".

Требуя от Черника немедленного выполнения Московского соглашения, Политбюро настаивало на том, что предварительным условием вывода или сокращения контингента союзных войск является "полное прекращение подрывной деятельности антисоциалистических сил и предоставление лидерам консерваторов более активной роли в политической жизни".

К исходу третьей недели (после вторжения) обстановка в Праге и других крупных городах Чехословакии почти полностью стабилизировалась. Президентом ЧССР Л. Свободой было назначено новое правительство, которое заявило о важности дружбы и тесного сотрудничества с социалистическими странами.

10–12 сентября основные соединения и части советских войск, в том числе ГСВГ, были выведены из Праги. Направились к местам постоянной дислокации части и подразделения вооруженных сил и остальных стран – участниц Варшавского Договора.

16 октября был подписан договор о временном пребывании в Чехословакии группы советских войск, получившей название "Центральной" (ЦГВ). Численность ее войск должна была составлять не более 130 тыс. человек. Командующим Группой стал генерал-полковник А. Майоров.

При его утверждении на должность Л. Брежнев, в частности, сказал: "Войска Группы по договору будут размещаться временно. Но недаром же говорят: нет ничего более постоянного, чем временное. Речь идет, Александр Михайлович, не о месяцах – о годах".

Свою дееспособность ЦГВ показала уже в конце 1968 г., фактически сорвав антиправительственную политическую стачку, намеченную на 31 декабря. Накануне по плану командующего под кодовым названием "Серый ястреб" в крупные города ЧССР "для контроля за порядком" было введено до 20 советских мотострелковых и танковых батальонов.

Как следствие – массовые манифестации не состоялись. Обстановка в стране начала постепенно нормализовываться лишь с середины 1969 г., когда была завершена реорганизация ЦК КПЧ и правительства ЧССР.

При вводе войск на территорию Чехословакии боевые действия не велись. Вместе с тем отдельные героические поступки советских воинов стали достоянием гласности.

Наиболее впечатляющим и трагическим, например, был подвиг, совершенный на горной дороге танковым экипажем из состава 1-й гвардейской танковой армии, сознательно направившим танк в пропасть, чтобы избежать наезда на детей, выставленных там пикетчиками.

Однако долгое время считалось, что вторжение обошлось без человеческих жертв. Ныне известно, что в ходе передислокации и размещения советских войск (с 21 августа по 20 октября) в результате враждебных действий отдельных граждан ЧССР погибло 11 военнослужащих, в том числе один офицер; ранено и травмировано 87 человек, в том числе 19 офицеров.

Кроме того, погибло в катастрофах, авариях, при неосторожном обращении с оружием и боевой техникой, в результате других происшествий и умерло от болезней 85 человек.

С 21 августа по 17 декабря 1968 г. погибли 94 и получили тяжелые ранения 345 граждан Чехословакии. Долгое годы эти цифры были засекречены как в СССР, так и в ЧССР.

Более 20 лет события в Чехословакии интерпретировались не иначе как "интернациональная помощь" братской стране, без которой она погрязла бы в трясине политического и экономического хаоса.

Ввод войск в ЧССР рассматривался в военных училищах и академиях как пример четкой организации и проведения крупномасштабной операции на Европейском ТВД по оказанию братской помощи друзьям и союзникам.

Однако в 1989 г. в заявлении советского правительства было отмечено, что ввод войск Варшавского Договора в ЧССР следует квалифицировать как неправомерный акт вмешательства во внутренние дела суверенной страны, прервавший демократическое обновление Чехословакии и имевший долговременные отрицательные последствия.

Если попытаться определить место чехословацких событий в общей схеме классификации и типологизации локальных войн и вооруженных конфликтов современности, то вырисовывается следующая картина. Политический кризис в ЧССР постепенно перерос в вооруженный конфликт.

По содержанию военных действий – это больше специальная операция, чем военная акция, так как была задействована специально созданная группировка войск для "стабилизации" обстановки в одной из сопредельных стран.

По качественным показателям – это конфликт низкой интенсивности с применением обычного оружия с целью поддержки определенной идеологической системы.

По количественным показателям – это скоротечный конфликт, с задействованием оперативно-стратегической группировки войск на континентальном театре военных действий, в ходе которого велись в основном военные действия блокадно-маневренного характера.

В целом из анализа проблемы следует, что кризисы типа чехословацкого были имманентны социалистической системе и возникали с известной периодичностью, отражая цикличность ее развития.

Но советских лидеров, исповедовавших общеблоковый подход, такого рода системные кризисы заставали всякий раз врасплох и рассматривались ими через призму холодной войны – как результат активизации местных "контрреволюционных сил" или происков "международного империализма".

Располагая богатым опытом компромиссов с представителями враждебной системы, Кремль не имел такового для улаживания разногласий с союзниками по блоку, что и предопределяло задействование силового механизма, свойственного данной модели социализма.

Исход чехословацкого кризиса разрушил весьма распространенную на Западе (после Карибского кризиса) иллюзию, что заинтересованность в политической и стратегической стабильности, а также выгоды более тесных связей с Западом будут способствовать трансформации реального социализма в сторону более цивилизованного, плюралистического общества, уважающего множественность выбора, и заставят отказаться от присущего системе гегемонизма в международной политике.